Дмитрию Биленкину - писателю и другу - посвящаю. (Владимир Губарев) Людям, кто не в теме, оброс толстой "урбанистической" кожей и не понимает жизни в маленьком городке, думает, что мир "вращается вокруг него" и "это было давно и неправда" - читать ... рекомендуется
Перед рыбалкой заехали с товарищем в гаражный кооператив за снастями. «Порядки у вас здесь прямо-таки армейские», - заметил я своему спутнику, наблюдая скрупулезную проверку пропуска дежурным по КПП. «Это точно, - согласился тот, - в охране-то у нас в основном бывшие военные. Кстати, ты же давно хотел написать о трудоустройстве «отставников». Напиши о наших. Один из них, говорят, в 86-м воду из-под четвертого блока откачивал. Помнишь, тогда об этом много писали. Его Петром зовут. Я как-то раз с ним общался - интереснейший человек»...
Через несколько дней, в смену Петра Павловича Зборовского, мы сидели с ним в «дежурке» гаражного кооператива и говорили о событиях двенадцатилетней давности...
- Накануне встречи с вами посмотрел изданный в 1989 году справочник «Чернобыль: события и уроки». Так вот, в нем написано, что откачка радиоактивной воды из-под реакторного помещения 4 энергоблока была поручена пожарным. А вы, как я знаю, бывший офицер Гражданской обороны...
- Да, я «гэошник». В апреле 1986 года служил командиром четвертой механизированной роты Киевского полка ГО. 26 апреля, в пятницу, была общеполковая вечерняя поверка. Закончилась она поздно, и я остался ночевать в казарме. Ночью полк подняли по тревоге: «Авария на атомной станции в Припяти. Горит трансформаторное масло». Подробностей никаких. Вызвали со всех концов города своих офицеров, выстроили технику в колонну. Где-то в шесть утра, как и было предусмотрено боевым расчетом, в Припять ушел мобильный отряд во главе с командиром полка полковником Владимиром Васильевичем Гребенюком. Человек сто солдат и офицеров, десятка три машин. Из моей роты в его составе убыл на ЧАЭС взвод старшего лейтенанта Макеева. Я сам остался в части. Особой тревоги эти события не вызвали - я тогда уже шестнадцать лет служил в ГО и за это время в ликвидации каких только аварий не участвовал. Где-то под вечер стали говорить, что рванул четвертый реактор. На усиление моботряда уехали еще несколько офицеров. Во второй половине следующего дня поступила команда развернуть на базе полка 731-й батальон. Вечером стали прибывать первые люди.
- Это было специальное подразделение для ликвидации аварий на атомных станциях?
- Нет. Обычный батальон химической защиты. Рассчитан он был на случай войны и комплектовался солдатами и офицерами запаса. Три роты, несколько отдельных взводов. Около трехсот человек. Только две должности - командира батальона и начальника штаба - занимали кадровые офицеры подполковник Николай Босый и капитан Сергей Волков. «Приписников» привозили из всех военкоматов Киева и области. За ночь их переодели в военную форму, распределили по подразделениям. Я работал на пункте приема офицеров. Утром 29-го, уже перед посадкой на машины, командир полка полковник Гребенюк (он прибыл накануне из Припяти за этим батальоном) принял решение усилить химбат еще четырьмя кадровыми офицерами. В их числе был и я. Только и успел послать солдата за «тревожным» чемоданом и полевыми брюками. Переодевал их уже в машине. Было такое чувство, что скоро вернусь. Ну, день-два, пока солдаты привыкнут к штатным командирам... Домчались до Чернобыля быстро и сразу под вертолеты - загружать их песком, доломитом, свинцом. Жарища, пыль, грохот двигателей. И так с раннего утра до позднего вечера...
- Как же вы оказались на самой ЧАЭС?
- 1 мая со станции в сторону площадок, где мы работали, пошло красное облако. Вертолеты заглушили. Людей срочно на машины и за Чернобыль. Наш лагерь был на северной окраине города, километрах в 6-7 от станции. Все в нем бросили, только полевые кухни успели забрать - и удирать. Больше на то место уже не возвратились. Другой лагерь разбили рядом с Дитятками. Туда и подвезли новые палатки, постельное белье, обмундирование. Вечером организовали баню, вымыли солдат, сменили одежду. Где-то к полуночи дошла очередь до офицеров. Только вышел из-под душа, стою, вытираюсь, слышу - меня кто-то ищет. Заходят в палатку незнакомые генерал-майор и полковник. Генерал спрашивает: «Кто капитан Зборовский?». Я отозвался. «Собирайтесь. Вас вызывает председатель правительственной комиссии». Посмотрел на часы - час ночи. А я как утром позавтракал - и больше ни крошки во рту. А тут еще наш однополчанин, который имущество доставил, выпить привез. Мы после бани планировали принять «для профилактики» граммов по сто. Тогда ведь сухой закон был - все втихаря. «Пока не поужинаю, - говорю - никуда не поеду». Генерал отвечает: «Хорошо, мы подождем». Поел. До спиртного, конечно, не дошло. Перед отъездом Володя Клименко - он сейчас начальник штаба ГО Киева - говорит: «Не волнуйся, Петя, у меня заначка есть - мы тебе оставим»...
- Генерал объяснил вам, зачем вызывают?
- Нет, не объяснил. «Там узнаете». Приехали в Чернобыль. Правительственная комиссия работала в здании райкома партии. У двери милиционер, вход по пропускам. Поднялись на второй этаж. В приемной секретарь - шустрый такой, «Фигаро здесь - Фигаро там» - проинструктировал, кому и как докладывать. Захожу в зал заседаний, докладываю о прибытии. Навстречу поднимается из-за стола Силаев, председатель правительственной комиссии по ликвидации аварии на ЧАЭС. Среднего роста такой, голова вся седая. Стал так, по-военному, строевую стойку принял, руки по швам: «Товарищ капитан, вам поставлена правительственная задача откачать воду из-под четвертого блока». Я и подумать ничего не успел - отвечаю: «Есть». Силаев: «Подробности узнаете в штабе у военных. Они в исполкоме. Готовность к работе - 9.00». Вот и весь разговор.
Спускаюсь по лестнице, а в голове... «Что ж я там за пятнадцать минут успею? Получу свои 700 рентген, и конец...» К тому времени я уже знал от Сани Логачева - командира взвода из нашего полка, который 27 апреля разведку у четвертого блока проводил, - что у стены реактора 2800 рентген. Я еще с училища помнил: 700 рентген - смертельная доза. Вот и прикинул, что хватит меня на четверть часа. Думаю: «...Это все! Что же делать? А может, ну их к чертовой матери - эти погоны?..». Иду через площадь в исполком, а навстречу командир полка и зампотех. Гребенюк спрашивает: «Ну что, Петро, какую задачу поставили?». Я рассказал. А зампотех подполковник Букатынский сочувственно так говорит: «Раз у стены 2800, то сколько же под реактором?». Чувствую: если они меня сейчас пожалеют - заплачу...
- А почему выбор пал именно на вас?
- Не знаю. Думаю, сыграло роль то, что я много лет был командиром трубопроводного взвода, хорошо освоил насосные станции. Меня по учениям, показным занятиям в управлении ГО штаба Киевского военного округа многие знали... Когда пришел в опергруппу, меня со всех сторон обступили, стали расспрашивать, что, как. Генерал Шматко - он был тогда старшим - уточнил, какие средства для выполнения задачи мне надо: сколько может понадобиться людей, какую технику взять. «Сам, - говорю, - поеду в полк и подберу все необходимое». Генерал одобрил - так надежнее. Я созвонился с полком, рассказал, что мне надо, на машину - и в Киев. К приезду насосные станции уже были готовы - только проверил комплектность, заканчивалась погрузка труб. Люди были из пожарной роты нашего полка Гражданской обороны. Всех солдат я хорошо знал, раньше служил в этом подразделении - месяца четыре как ушел со взвода на механизированную роту. Со мной поехали и трое офицеров. Командир роты капитан Акимов Николай Михайлович и два командира взводов: лейтенанты Вадим Злобин и Гена Хецев. К рассвету все было готово, и мы пошли на Чернобыль. Колонну вел замкомандира полка, теперь уже покойный подполковник Анатолий Иванович Харин.
- А дома вам удалось побывать?
- Да, заехал на несколько минут. Еще в коридоре разделся до трусов. Чего нести всю эту гадость на одежде в квартиру? Разбудил жену: мол, у меня все нормально, не волнуйся. Я ведь в Чернобыль уезжал - ничего ей не сказал. Телефона у нас тогда дома не было. Поцеловал спящего сына. Ему тогда двенадцать было. Жене ничего говорить не стал. Думаю, если что - потом расскажут, а так... Зачем зря волновать? В общем, попрощался...
В девять был у Силаева. «Готовы?» - спрашивает. «Так точно!» «Хорошо, не торопитесь. Еще не решили, куда воду откачивать. В десять вы должны присутствовать на заседании правительственной комиссии, а пока разместите людей. Можете занять любое удобное вам общежитие». Я поставил задачу командиру взвода лейтенанту Хецеву заняться устройством людей, а мы с командиром пожарной роты капитаном Акимовым на разведку - надо же знать, где предстоит работать. Подъехали к станции с тыльной стороны. Хорошо был виден разрушенный реактор. А дозиметрический прибор внутри БТРа с электронной цифровой шкалой. Смотрю сверху, с брони, цифры замелькали: «600... 700... 800 рентген». Кричу водителю: «Давай, хлопчик, назад!» Ушли... Приезжаю в райком. Началось заседание правительственной комиссии. Заслушивались самые разные предложения о том, куда эту воду деть, но единого мнения не было. Спорили, спорили. В конце концов Силаев назначил очередное заседание на более позднее время, а главному инженеру и мне поручил выехать на станцию и на месте определить, где и как откачивать воду.
- А разве к этому времени место откачки еще определено не было?
- На теоретическом уровне: «Можно здесь попробовать, а можно здесь...» Мы приехали на станцию, стали прикидывать, откуда можно добраться до воды. Под блоком шел технологический канал, но для того, чтобы добраться до него, надо было проделать отверстие в бетонной стене. Предложения были самые разные: пробить его выстрелом из орудия или гранатомета, прожечь кумулятивной миной. Но кто мог сказать, как поведет себя реактор после такой стрельбы? Решили не рисковать - пробивать отверстие вручную. Построил пожарную роту, объяснил задачу, говорю: «Дело опасное. Нужны добровольцы». Потом в газетах писали, что весь строй сделал шаг вперед. Реально вышли пятеро: сержанты Паша Авдеев и Ваня Максимчук и два ефрейтора Игорь Малодушев и Саня Коршунов. Был еще и командир взвода лейтенант Хецев, но офицера я оставил - кто-то же должен людьми командовать, а эти четверо ребят поехали со мной. На БТРе подошли к стене. Уровни там были большие. Я посчитал - не больше чем по 12 минут можно работать. Хлопцы по двое из БТРа выбегали и пробивали стену кувалдами. Вижу, трудно идет дело, не уложимся во время - давай им помогать. Проделали дыру. Меня, как водолаза, веревкой обвязали (никто же не знал, что там, за стеной, вдруг такие уровни, что сознание потеряю), и я полез. В туннеле можно было свободно передвигаться, темновато только. Иду, иду. Слышу под ногами начало хлюпать. От воды тепло шло - 45 градусов тогда была. Сероводородом несло здорово. Осмотрелся: нет, здесь со станциями и трубопроводами не развернуться. Стал искать дальше. Поднялся по какой-то лестнице, смотрю - вроде подходит. Уже после взял с собою провожатого со станции, двух солдат и добрался с ними туда через 3-й блок. То, что надо!
- А что это было за помещение?
- Технологический зал между третьим и четвертым блоками. Туннель такой. По габаритам - с железнодорожный вагон. Там еще рельсы были проложены. Мощные ворота на въезде... Доложил правительственной комиссии, что место, откуда можно откачивать воду, найдено.
- А как проходили заседания комиссии? Что запомнилось?
- Детали помню уже плохо. Усталость была большая. Спать тогда удавалось урывками, по нескольку минут. Я и не брился в те дни, но никто тогда на это внимания не обращал... Силаев - это, конечно, величина. Простой такой. Так он все умело вел. Строгий, но вежливый. Ни разу не заматерился, хотя поводов там хватало. Умел выслушать. Мнений по любому вопросу высказывалось много. Иногда до крика доходило - спорили. Запомнился полуночный звонок Горбачева. Его голос был хорошо слышен в комнате: «Ну что, приняли решение, куда девать воду? У меня здесь тоже рабочая группа сидит, думает. Думайте и вы...». А температура воды постепенно все повышалась - реактор не затухал. Что произойдет, если бетон под ним разрушится и он ухнет в воду, - никто не знал... И еще остались в памяти слова академика Велихова, не помню уже по какому поводу: «Это военным надо поручить. Они без лишних вопросов задачу выполнят. И условий, как другие, ставить не будут»... Сижу на заседаниях, слушаю. Вокруг академики, генералы. А я как пешка. Да я и был пешкой... На пятом или шестом заседании комиссии Силаев мне говорит: «Зборовский, откачивайте воду в хранилище ХЖТО (хранилище жидких топливных отходов). Задача понятна?» «Никак нет», - отвечаю. «А что ж тут не понятно? Есть пункт «А» - четвертый блок и пункт «Б» - хранилище ХЖТО. Ваша задача - перекачать воду из пункта «А» в пункт «Б».» «Это-то понятно, - говорю, - но я на этих двухстах метрах всех своих людей пожгу. Там же у блока 2800, у ХЖТО - под тысячу рентген!» Силаев смотрит на ту схему, что перед ним, а там цифры совершенно другие, на порядок ниже. «Кто отвечает за разведку?» - спрашивает. «Генерал Витальев» (фамилия по просьбе П.Зборовского изменена. - Прим. автора).
Минут через десять прибыл генерал. Я ему говорю: «Что же вы, товарищ генерал, даете такие данные разведки? Мы ведь с главным инженером и капитаном Акимовым в этом районе уже трижды побывали. Как вашей карте верить?». Тот стал что-то возражать. Силаев послушал, послушал и поручил главному инженеру взять двух дозиметристов со станции, генерала, меня и ехать на место разобраться. Сели мы с генералом в БРДМ (главный инженер уже до этого со мною туда ездил и не стал набирать лишние рентгены), едем. Генерал в машине, я сверху на броне. Водитель был другой, не тот, с которым мы раньше по этому маршруту ездили, - солдат-то надо менять, чтобы не переоблучались. Я ему командую, где направо, где налево. До 4-го блока остается метров пятьдесят. Прибор как пошел считать: «800… 850...» Генерал давай хвататься за рычаги - пытался включить заднюю передачу, а там ведь четыре рычага коробок отбора мощности. Солдат ко мне, чуть не плачет: «Товарищ капитан, скажите ему! Сейчас обломаемся!»... Едем назад. Генерал говорит: «Может, не будем докладывать?». Я ему: «Согласен! Если вы вместо меня пойдете воду откачивать»... Он глаза в сторону отвел и всю обратную дорогу промолчал...
- И что же вы доложили Силаеву?
- Я ничего не докладывал. Когда зашли к нему, он меня спрашивает: «Ну что, товарищ капитан?» Я молчу, смотрю на главного инженера. Тот: «Все как докладывал Зборовский». Тут подбегает к генералу командующий ставкой генерал армии Герасимов. Погоны с него сорвал, фуражка генеральская на пол упала. Мать-перемать: «И вы посмели! Эти доклады в Москву идут! Вон отсюда!»... Витальев ушел... Силаев обращается ко мне: «С ХЖТО понятно. Что же предлагаете вы?» А я каждый раз, когда на станции бывал, расспрашивал ребят из дежурной смены, куда б эту воду откачать. И вот накануне этого разговора с Силаевым заступивший дежурный инженер говорит мне: «Что вы тут двое суток колотитесь? В конце станции, за территорией, есть два резервуара и железнодорожная ветка к ним подходит». Дал нам сопровождающего, и мы с Акимовым поехали посмотреть. Точно: метрах в ста от Припяти два бассейна тысяч на двадцать-двадцать пять кубов. Один был пустым, второй наполовину заполнен чистой водой - мы ее потом в Припять откачали. Уровни там небольшие - максимум полрентгена. Как раз то, что мы искали. Сверху воду, чтоб не испарялась, можно было залить каким-нибудь негорючим техническим маслом. Все это я доложил Силаеву. Тот тут же поставил задачу академику Александрову проработать это предложение и объявил на два часа перерыв... Я пошел искать, где бы перекусить, и встретил по дороге подполковника Миронова - начальника инженерной службы ГО Киевского округа. Он был в курсе и спрашивает: «Петя, зачем тебе с металлическими трубами связываться? Попроси у Силаева пожарные насосные станции ПНС-110. У них все рукавные ходы гибкие и производительность в два раза выше, чем у наших насосов...» Как я сам до этого не додумался? Прикинул, посчитал... На очередном заседании правительственной комиссии поднимаю руку: «В МВД есть станции ПНС-110...» Генерал армии Герасимов меня перебивает: «Вы что, хотите переложить выполнение задачи на МВД?». «Нет, - отвечаю, - у меня все солдаты обучены, справятся, а вот техники нужной не хватает». Силаев кивает мне: «Продолжайте!» Я зачитал свои расчеты, характеристики насосных станций. Прозвучало все это убедительно. Тут же были отданы распоряжения о выделении всего необходимого...
- А что это за насосные станции ПНС-110?
- Вы их наверняка видели. Типа пожарных машин, только с насосной установкой в кузове. 110 литров в минуту перекачивают! Получали мы их в Чернобыльском пожарном депо. Тут прибегает посыльный: «Вас снова на заседание!». Оказалось, температура воды стала подниматься и дошла до 80 градусов. Мне поставили задачу ускорить подготовку к откачке. Вернулся в депо, построил пожарных. Говорю: «Хлопцы, будем делать откачку воды из-под четвертого блока. Мне нужны только водители, но если кто из расчета насосных станций пойдет со мною, то будет, конечно, лучше - вы свою технику знаете. Если нет - справимся сами». Вышел майор Нагаевский из Белой Церкви и с ним пять человек. Правда, один потом драпака дал. Пришел расчет из Житомира. Многих фамилий уже не помню - пусть ребята не обижаются. Сколько лет никому не рассказывал - кое-что уже подзабылось. Ну, и моих двадцать ребят. На лугу развернули рукавные ходы, проверили станции. К началу второго ночи были готовы к действиям. Позвонил секретарю Силаева, доложил. Тот уточнил у Силаева: «Ждите команды!» Утром снова: «Ждите». Я, пока суд да дело, разыскал начальника караула, охранявшего станцию, - нам ведь надо было проделать проход в ограждении напротив бассейнов. (Возле четвертого блока к развалинам можно было подъехать свободно, а остальная территория охранялась, электрические заграждения были под напряжением.) Тот сам этот вопрос решить не мог, пришлось мне звонить в Киев. Там пообещали отключить напряжение на нужном нам 362-м участке. Оставалось ждать команды...
- А почему же ее не давали?
- Обстановка тогда была сложная. Опасались взрыва реактора. Но вечером 5 мая все-таки поступила команда «вперед». Подъехали мы к забору станции. Я бросил кусок проволоки на ограждение - искрит. Разыскивать того, кто отключит напряжение, было некогда. Даю команду. Обрушили БТРом бетонные плиты забора. Потом поставили БРДМ, направили его, водитель выпрыгнул, и машина пошла мять проволоку. Все засверкало, заискрило. Отключился участок в 18 метров. Пробили второй проход в заборе. Стали укладывать трубопровод. А это километра полтора. Каждые 20 метров надо было соединять муфты. На участке метров в двести пятьдесят было особенно опасно: от 250 до 800 рентген, а потом - ближе к первому блоку - спад до 50-80 рентген и ниже. Завели и установили в туннеле насосные станции. БТРом вырвали лестничный марш - он мешал опустить всасывающий рукав. Запустили насос. Все вроде нормально - вода пошла. Убрали людей в безопасное место и только вроде вздохнули, а насос поработал, поработал и заглох. Пошли с Колей Акимовым разбираться, в чем дело. Осмотрели ПНС - вроде все в порядке. Надо проверять в работе. Запустили двигатели. Ждем. Смотрим, туннель начинает все больше заполняться дымом. Двигатели «чих-чих» и остановились. Пришлось открывать ворота в помещение. Уровень радиации подскочил сразу в десять раз - 250 рентген! Но деваться некуда - так и держали ворота приоткрытыми. Один поход к насосам и обратно - если быстро - это 3-4 рентгена. Каждые три с половиной часа надо было доливать бензин. А тут еще одна станция через восемнадцать часов работы вышла из строя - пришлось ее менять... Только вроде работа наладилась - новая беда. Какие-то разведчики на гусеничном ходу подъехали к четвертому блоку и повредили наши трубопроводы. С вертолета, который вел наблюдение, сообщают, что видят фонтаны. Пришлось устранять повреждения, а у меня шесть человек осталось и у всех уже по два десятка рентген...
- А какие тогда были установлены предельные дозы облучения?
- Когда мы начинали работу, их еще не было. Я знал, что в боевой обстановке допускалось получение 50 рентген в течение четырех дней. А сколько в мирное?.. Зная, сколько «светит» вокруг, конечно, было страшно. «Никто не хотел умирать». Помните такое название фильма? Вот и там так. Каждый час надо было проводить замеры уровня и температуры воды. Результаты по телефону докладывал Силаеву, а ночью его секретарю. Ходить к насосам приходилось через первый, второй и третий блоки. Шли только по двое. Боялись, вдруг один потеряет сознание или ориентацию. И вот мне в очередной раз идти. Посмотрел по учету, у кого там рентген поменьше, и говорю одному офицеру-пожарнику: «Пошли со мной!». Он отказывается. Я построил всех офицеров, говорю ему: «Не буди во мне зверя! Если ты, падла, не пойдешь - сейчас дам команду солдатам, свяжем и выкинем возле четвертого блока. Через пятнадцать минут ты вообще никому ничего не скажешь». К майору Нагаевскому обращаюсь: «Вы со своими людьми можете разобраться?» Он мне: «Петр Павлович, мы выйдем поговорим». Не знаю, что там между ними было. Через пять минут возвращаются - оба красные, как раки. Капитан одел ОЗК и пошел со мной... Я все понимаю. Всем было страшно. Может, надо было как-то по-другому тогда с тем офицером поступить, но меня почему-то зло взяло? Тут пацаны по 18 лет жизнями рискуют, а он, капитан, ровесник мой - мы все-таки уже пожили хоть немного - за их спины прячется...
- Заранее прошу прощения, если обижу вопросом, но он напрашивается в связи с рассказанным. А «фронтовые» сто граммов «для храбрости» давали? В Киеве тогда на этот счет самые разные слухи ходили.
- Вам на станции приходилось бывать?
- Да. В феврале - марте 1987 года принимал участие в дезактивации подвалов и крыши 3-го энергоблока...
- Ну тогда что вам рассказывать. Там этих коридоров, лестниц, переходов, подвалов - трезвому бы разобраться. Кажется, на вторые сутки идем мы из туннеля в наш бункер вместе с Николаем Акимовым. На отметке 9,8 надо было повернуть налево, а мы ошиблись - и направо. Выбрались в какой-то коридор, бежим по нему и вдруг видим впереди стенка сложена из свинцовых чушек. А за ней - четвертый блок! Развернулись, отбежали, я и говорю: «Коля, давай посидим. Меня ноги больше не держат». А если бы этой стенки не было?... Нет, официально «для храбрости» нам не наливали. Пожарным кто-то из руководства передал бутылку спирта. Нагоевский спрашивает: «Ну что, командир?» Я разрешил тем, кто в свободной смене, понемногу выпить.
- А сами?
- Нет. Какой смысл теперь врать? Мне же людьми надо было командовать. Что бы они обо мне подумали?
- Но страх-то был? Вы ведь понимали, что вас ждет?
- Вначале не очень. Успокаивал себя тем, что не пошлют же на верную смерть. А потом, когда по станции походил, с людьми пообщался, чувствую, они на меня как на смертника смотрят. Персонал ведь уже знал о судьбе тех, кого тогда, 27 апреля, в Москву вывезли. Тогда, конечно, стало доходить.
- И все же пошли откачивать воду...
- А что оставалось? Я ведь к тому времени владел обстановкой, знал, что, где и как. Сам же предлагал, какие насосы использовать, где их поставить, куда воду сбрасывать. Все прикинул, рассчитал, чтобы людей зря не жечь. В той обстановке перепоручать все это кому-то?.. Не знаю... Тогда таких мыслей не было... И потом была надежда на чудо: все обойдется и я останусь жив. Я, когда в военном училище учился, много всяких историй о радиации слышал. Были среди них и с хорошим концом... Да и потом у меня уже был опыт работы с радиацией. Еще когда учился, нас вывезли под Челябинск на полигон ГО. Там когда-то реактор взорвался. Слышали, наверное? Там было 13 маршрутов. Чем выше порядковый номер, тем выше и радиация. По тринадцатому вообще можно было только на танке передвигаться - 250 рентген! И вот мы впятером - водитель и четыре курсанта - едем по этому маршруту. И надо же - танк съехал с насыпи и застрял! Я прибор ДП-5 включил - зашкаливает. Мы тогда оружие и вещмешки в танке оставили, закрыли его и бегом 3 километра в «чистую» зону. Тогда все обошлось. Уже после Чернобыля врач мне что-то объяснял по этому поводу. Мол, тренировка на пользу организму пошла...
- Сколько времени продолжалась откачка воды?
- Мы продержались больше двух суток. Ночью с 7 на 8 мая нас сменили ребята из одесского полка ГО. Я своему сменщику майору все показал, рассказал. Им оставалось откачать воды еще сантиметров 70. Мы начинали с 4 метров 30 сантиметров. Насколько я знаю, к вечеру 8-го эта работа была закончена.
- Было опасно, страшно. Неужели не возникало мысли отказаться? Ведь можно было найти повод. Какую дозу облучения вы получили до начала работ по откачке воды?
- 12 рентген у меня было еще под вертолетами. Потом четыре разведки. Мой индивидуальный дозиметр - а он на пятьдесят рентген рассчитан - к началу откачки воды зашкалил. Мы потом на станции пользовались приборами персонала. Получалось, что станционный дозиметр показывал на одних и тех же участках в два раза больше нашего армейского. Знаю, некоторым ребятам потом пересчитывали дозу облучения: в среднем получалось в три раза больше, чем писали тогда в учетную карточку.
- А вам пересчитали?
- Зачем? Сейчас это уже никакой роли не играет... А что касается повода, то были такие, которые его в первый же день находили. Под вертолетами когда работали, смотрю в обеденный перерыв все возле кухни толпятся (еду нам прямо на площадку погрузки привозили), а один - старший лейтенант запаса, замполит роты стоит в стороне и чушку свинцовую в руках держит. Подойду, думаю, разберусь, в чем дело. А он крутил, крутил ее в руках - примеривался, - а потом себе на ногу «бах». 32 килограмма! Перебил пальцы - увезли в госпиталь... Да и позже - тоже было. На станции дали мне заместителя - подполковника из службы ГСМ округа. Так он, пока мы насосы устанавливали, исчез. Мне потом говорили, что пешком со станции ушел. Но, правда, спасибо ему, он мне на следующий день со старшим лейтенантом два бензовоза прислал...
- Наводя справки, позвонил в несколько организаций, занимающихся «ликвидаторами», и всюду на вопрос о вас слышал встречный: «А он что, еще жив?». Петр Павлович, о вас что же все забыли?!
- Ну почему. Из полка каждый год на день части приглашения присылают. Ребята из 731-го батальона звонят... А так... Да я без обид... У меня все нормально. Сын уже старший лейтенант - по моим стопам пошел. Внучка растет. Пенсия неплохая, работаю вот пока... Мне грех жаловаться... Обо мне тогда газеты писали. В музее на Подоле есть стенд, мне посвященный. Спасибо пожарным - помнят. Сам, правда, не видел, но кто-то мне говорил, что есть... Да, чуть не забыл, в 86-м году стал семимиллионным посетителем музея Великой Отечественной войны.
- Как же вам удалось?
- Повезло. Позвонили из политуправления: «Капитану Зборовскому с десятью солдатами прибыть в музей Великой Отечественной войны». Пришел и оказался юбилейным посетителем.
- Перед встречей перечитал некоторые публикации 86-87 годов о вас, однако не встретил в них многих важных деталей, услышанных сегодня.
- Но это же когда писалось? Читаю: вроде бы я - и в то же время не я. Больно правильный получился, да и приврали кое-где. «...Пробили дырку в реакторе и откачали воду». Правда, правда. Так и напечатано. А в одном журнале написали, что мне дали новую квартиру, машину и дачу...
- А как было в действительности?
- К концу вторых суток работы на станции какой-то гражданский привез мне тысячу рублей - премию от Силаева. Наградили тогда 15 человек. Из военных - один я. Деньги были в конверте. На нем, правда, было написано не Зборовский, а Боровский, но все остальное совпадало: «...Петр Павлович, капитан, полк ГО». Гражданский этот говорит: «Значит, вам»... Ночью 8-го нас сменили, а на следующее утро меня вызвали к Силаеву. Я как был в белой «станционной» одежде (форма «засветила» еще в первые часы работы), так к нему и прибыл. Шло какое-то совещание, у него было человек 15-20. Он, как и в первую нашу встречу, поднялся из-за стола, стал по стойке «смирно»: «От имени ЦК КПСС, советского правительства за выполнение особо важного задания объявляю вам благодарность». Я как и положено: «Служу Советскому Союзу!». Силаев мне: «Ну подойди, сынок». Пожал руку, обнял. «Чем мог в этих условиях, я вас отблагодарил. Остальное за правительством. А сейчас - в госпиталь»... Возвратился я в Киев. Пошли разговоры, что меня представили на звание Героя Советского Союза. Ну Героя так Героя, не мне судить. В декабре в Москве прошло награждение «чернобыльцев». Из нашего полка никто тогда наград не получил, а ведь наши в моботряде действовали с первых часов после аварии, и награждать было за что. Обо мне стали говорить, что с Героем не получается и, наверное, будет орден Красного Знамени. А я что? Орден так орден. Подходит февраль, День Советской Армии. Все ждали: ну теперь уж точно придут в полк награды. И опять мимо. Саня Логачев - он большой правдолюбец - стал возмущаться, в газеты писать, Горбачеву. Наконец состоялся указ. 64 человека из нашего полка наградили орденами и медалями. В том числе и тех, с кем я тогда «воевал». Командира нашего полковника Гребенюка и меня в списках награжденных не было. Ребята говорят: «Хороший знак. Значит, будет отдельный указ - получите по максимуму». Прошло еще время, и уже в мае 87-го пришла награда и мне - орден Красной Звезды. Читаю выписку из указа: «...За освоение новой техники и оружия»... А Гребенюка еще позже, только перед уходом на пенсию орденом «За службу Родине» III степени наградили.
- А как вы думаете, почему с награждением так получилось?
- Трудно сказать. Я был далек от всей этой «кухни». Уже позже мне один кадровик объяснил, как оно могло быть. «Скорее всего, - говорит, - для ГО разнарядки на Героя не было, да и, согласись, не тянул ты: двенадцать лет командир взвода, из партии исключали (было дело - выпивши домой возвращался, и меня избили и ограбили. Партбилет пропал), взыскания по службе имел. Национальность твоя - поляк - тоже могла роль сыграть. И потом: дай Героя тебе, второму, третьему, что в мире подумают? Что катастрофа действительно
о-го-го! А нашим политикам тогда это было ни к чему. Вот представление болталось, болталось по наградным отделам, пока твою фамилию не пристроили в числе прочих в очередной указ...». Может быть, так и было. Не знаю... Но и Красная Звезда - высокая награда. Орден боевой, им и в Афгане наших ребят награждали. Если по большому счету брать, то и Сане Логачеву, и всем вертолетчикам надо было Героев давать - они ведь над реактором проходили, а там десятки тысяч ренген. А наши ребята из 731-го батальона? Сколько они пыли радиоактивной под вертолетами наглотались. А им даже медалей не дали...
- Не могу не спросить о здоровье. Как вы после всех этих испытаний?
- Спасибо. Сейчас более-менее нормально. А вначале... Нас ведь тогда, ночью 8 мая, почему сменили. Стал я в очередной раз от дежурного по станции Силаеву докладывать и во время разговора потерял сознание. Дежурный трубку поднял, объяснил, что случилось. Силаев дал команду немедленно всех нас заменить... Пока до госпиталя добирались, я еще трижды сознание терял. Привез людей в Киев, устроил их в госпитале, а сам прошусь домой - узнать, как там мои. Вы же помните, какая тогда обстановка в городе была. Заведующий отделением - ни в какую. До скандала дошло, в полк замкомандира звонили, что не хочу ложиться. Я говорю: «Все равно уйду». В конце концов отпустили до 9 утра. Я в полк. Когда перед госпиталем заезжал туда, дал замполиту своего батальона 100 рублей и знал, что ребята стол уже накрыли, ждут меня. Сели. Я всего две рюмки выпил, а ударило в голову так, как две бутылки. Коля Олишевский меня домой на своих «жигулях» отвез, до квартиры проводил. Захожу домой - никого нет. Вышел на улицу, позвонил сестре. Она говорит: «Сын у нас, а Лиля в больнице». Поймал такси, подъезжаю к больнице. Час или два ночи, только кое-где окна светятся. Стал я посреди двора, как заору дурак: «Ли-ля! Ли-ля!». В нескольких окнах свет загорелся. На четвертом этаже одно открылось. Смотрю - моя. Кричу: «Лиля! Я живой!». Она мне: «Хорошо, хорошо. Завтра приходи, не буди людей»...
- А что показало на следующее утро обследование в госпитале?
- В госпиталь утром не попал. Стыдно признаться, загулял я тогда. Хотел из больницы домой, но... Уже днем, по телефону, нашла меня у приятеля жена: «Петя, тебя по всему городу ищут! Я из больницы домой ездила. Думали, может, ты в квартире сознание потерял. Сейчас возле нее патруль стоит - тебя ждет. Давай быстрее в госпиталь!». Неудобно так стало - обещал ведь к девяти быть. Быстренько домой, через соседский балкон к себе в квартиру, переоделся в форму - и в госпиталь к начальнику отделения. Покаялся - простил... В госпитале мне три раза кровь вливали. Неприятная процедура - часа два потом трясет всего, температура высокая. Дважды в день брали кровь на анализ. Там тогда ученых со всего Союза наехало -изучали нас. На следующий день меня друзья пришли проведать. Я одного из них попросил купить чего-нибудь выпить. А тогда ж в Киеве - вы помните, конечно, - со спиртным было туго. Он приносит две бутылки «КВ» по тридцать с чем-то рублей. Второй знакомый подъехал - бутылку спирта привез. Вечером у меня в палате собрались все офицеры-чернобыльцы... Через день вызывает меня к себе начальник отделения полковник Степанов: «Петр Павлович, ты что вчера пил?» Я насторожился: «А что?». «Да анализы крови у тебя стали нормальными». Ну я рассказал, какой «букет» мы употребляли. Врач меня спрашивает: «Сегодня уже завтракал? Анализы брали?» Я говорю: «Пока нет». Он открывает сейф, достает бутылку коньяка, наливает мне стакан: «Пей!». Я засмущался, а полковник: «Давай, давай! Понемножку можно. А вот на ночь не пей!»...
- И что, помогло?
- Трудно судить. Я в госпитале всего пять дней был. Сына со школой вывозили в Донецк, надо было его собрать, проводить, а жена в больнице. Не хотели выписывать, но я пообещал, что каждый день буду кровь сдавать. Отпустили. Лечения все равно никакого не было. Две таблетки димедрола утром, две - вечером, и все. А тут новые «ликвидаторы» поступают, для них надо место освобождать...
- А позже вы обследовались?
- Да, был дважды в «чернобыльском» медицинском центре. Тогда, в 86-м, чувствовал себя неважно. Помню, командир - а он тогда еще в худшем состоянии, чем я, был - окликает: «Петро, а ты сознание теряешь?» Открываю рот, чтобы ему ответить, и в этот момент «отключаюсь»... Потом началось отслоение сетчатки глаз... Ну, ничего, постепенно оклемался. А вот самому Гребенюку досталось - еле выкарабкался. Он ведь с первых часов был в Припяти...
В 93-м, майором, не дав дослужить до 25 лет, уволили в запас. Не хочу говорить на эту тему - и сегодня болит. Уже в запасе получил подполковника. На «гражданке» чем только не занимался, кем только не работал, пока здоровье позволяло. А в позапрошлом году возвращался на своем «москвиче» от родственников и попал в аварию. Потерял за рулем сознание, а скорость была где-то под 100. Жена - она за мной сидела - позже рассказывала: захрипел, упал, голова на сиденье, а руки так на руле и остались. Их потом монтировкой разжимали. Машина несколько раз перевернулась и стала на крышу. Я побился. Был раздроблен 6-й позвонок, руки-ноги не шевелились, но, как видите, жив. А на жене - не поверите - ни одной царапины!.. Вышел из больницы - стал оформлять инвалидность. Почти год этим занимался... Прихожу первый раз в свою поликлинику, врач мои документы посмотрела и в крик: «Да вы придурок! У меня люди с восемнадцатью рентгенами ручку на двери выламывают, а вы со своими шестидесятью пятью даже на учет после увольнения из армии не стали!» ...Сейчас на второй группе... Сторожу вот... Кстати, когда инвалидность оформлял, уйма всяких справок понадобилась. А там строго: копии не годятся - только подлинники. Поехал в архив. Нашли документы нашего полка. Смотрят, а в них приказ о моем убытии на ликвидацию последствий аварии на ЧАЭС есть, а о том, что назад возвратился, - нет. Видно, писарь по невнимательности фамилию мою пропустил. Так что по бумагам я и сегодня там, в чернобыльской зоне...
23 августа 1998 года Л.Кучма подписал указ об установлении отличия Президента Украины «Герой Украины». Может быть, теперь станет возможным простить партийное и служебные взыскания и воздать должное Петру Павловичу Зборовскому, 1952 года рождения, поляку, беспартийному, подполковнику в отставке, инвалиду 2-й группы, охраннику гаражного кооператива «Полесье-2» Минского района города Киева?
Приветствую тебя гость! Что-бы иметь более широкий доступ на сайте и скачивать файлы, советуем вам зарегистрироваться, или войти на сайт как пользователь это займет менее двух минут.Авторизация на сайте
Блог О Зоне Отчуждения
Перед рыбалкой заехали с товарищем в гаражный кооператив за снастями. «Порядки у вас здесь прямо-таки армейские», - заметил я своему спутнику, наблюдая скрупулезную проверку пропуска дежурным по КПП. «Это точно, - согласился тот, - в охране-то у нас в основном бывшие военные. Кстати, ты же давно хотел написать о трудоустройстве «отставников». Напиши о наших. Один из них, говорят, в 86-м воду из-под четвертого блока откачивал. Помнишь, тогда об этом много писали. Его Петром зовут. Я как-то раз с ним общался - интереснейший человек»...
Обсуждение
