Дмитрию Биленкину - писателю и другу - посвящаю. (Владимир Губарев) Людям, кто не в теме, оброс толстой "урбанистической" кожей и не понимает жизни в маленьком городке, думает, что мир "вращается вокруг него" и "это было давно и неправда" - читать ... рекомендуется
Главная » 2019»Июнь»6 » Хроника событий нескольких дней апреля 1986 года. Часть 1
12:24
Хроника событий нескольких дней апреля 1986 года. Часть 1
Предлагаемое ниже описание событий нескольких дней апреля 1986 года основано на содержании маршрутного листа, составленного бывшим оператором Чернобыльской АЭС Алексеем БРЕУСОМ в 1991 году с использованием более ранних личных записей. Основной задачей маршрутного листа является отображение хронологии всех действий и перемещений работника во время аварийных работ после Чернобыльской катастрофы. На основе этих данных представляется возможным рассчитать или оценить дозу облучения, полученную работником во время таких работ на Чернобыльской АЭС и в Чернобыльской зоне.
Для расчета полученных доз используются данные о мощности дозы в помещениях Чернобыльской АЭС и на промышленной площадке в первые часы и дни после аварии, составленные по результатам дозиметрических измерений, проведенных в то время. На основе таких данных были составлены дозиметрические карты для помещений ЧАЭС, в частности, четвертого блока.
Маршрутные листы составлялись по инициативе администрации ЧАЭС или самих работников в тех случаях, когда определить дозу облучения с помощью средств индивидуального дозиметрического контроля было невозможно. Например, 26 апреля 1986 года персонал ночной и утренней смен в основном использовал фотокассеты ИФКУ, не предназначенные для фиксирования больших доз облучения. Фотопленка в такой кассете, собственно и являющаяся индикатором дозы, полностью засвечивается при дозе около 4 бэр. Очевидно, что индивидуальные дозы облучения персонала Чернобыльской АЭС в первые часы после аварии были в десятки и сотни раз выше.
Структура изложения действий в маршрутном листе:
1. Дата, время.
2. Маршрут движения или место нахождения.
3. Выполняемые работы, их эффективность. По чьему распоряжению работали?
4. Как оценивали дозиметрическую обстановку?
5. Кто работал вместе с вами?
6. Кого видели из лиц, получивших Острую Лучевую Болезнь (ОЛБ)?
7. Каким было ваше самочувствие, особые ощущения?
8. Личные воспоминания, не вписывающие в предлагаемую структуру изложения.
Ф.И.О: БРЕУС Алексей Алексеевич
Адрес в Припяти: ул. Спортивная, 17-а, кв. № 74.
Образование - высшее. В 1982 году закончил Московское высшее техническое училище (ныне – университет) им. Н.Э.Баумана по специальности 311 - ядерные энергетические установки (кафедра академика Н.А. Доллежаля, главного конструктора реакторов чернобыльского типа РБМК-1000).
На Чернобыльской АЭС - с июня 1982 года. Работал в должности инженера оперативной группы - на рабочих местах оператора установки подавления активности (УПАК) и оператора реакторного отделения (оператор ГЦН), затем - куратором от ЧАЭС на монтаже реактора и оборудования четвертого блока (курирование и приемка работы монтажных и наладочных организаций), после пуска четвертого блока работал инженером управления блоком №4 (ИУБ), затем - старшим инженером управления блоком №4 (СИУБ).
Место работы на 26 апреля 1986 года: Чернобыльская АЭС, старший инженер управления блоком № 4, табельный № 0230.
26 апреля 1986 года
С 0:00 часов до 6:55 утра был дома, в Припяти. В момент аварии спал в своей квартире. Взрыва, шума или чего-то подобного не слышал, хотя окна квартиры выходят в сторону ЧАЕС и из них хорошо видны энергоблоки. Через несколько лет узнал, что моего соседа - пожарного, лейтенанта Петра Хмеля (перенес ОЛБ-2 – острую лучевую болезнь 2-ой степени), ночью разбудили и забрали на четвертый блок, но шума в коридоре тоже не слышал. Спал.
К 7 часам утра подошел к автобусной остановке напротив бассейна "Лазурный", откуда должен был уехать на работу на ЧАЭС. На работу выходил в соответствии с действовавшим в то время графиком сменной работы - у меня был первый их трех рабочих дней после двух выходных (работал во второй смене, или смене "Б-2").
На остановке было очень много людей. Подумал, что с автобусами какая-то задержка. Не доходя до остановки, на другой стороне улицы увидел "дежурку" - дежурный автобус начальника смены станции. Начальник смены турбинного цеха (НСТЦ) В.Г. Усенко позвал меня к "дежурке", и я сел в нее, радуясь тому, что не придется ехать в забитом автобусе, которого все еще нет. Сразу после этого "дежурка" поехала на станцию.
7:00-7:15
Ехали на дежурном автобусе ("Кубань") от остановки до административно-бытового корпуса первой очереди (АБК-1) обычным маршрутом: мимо открытых распределительных устройств (ОРУ) пристанционных электросетей.
Подъезжая к ОРУ, увидел из автобуса разрушенный блок и таким образом узнал об аварии. До этого никто ничего мне не говорил об аварии, в автобусе почти не разговаривали. Впервые в жизни ощутил, что означают слова "волосы встают дыбом". Вид разрушенного блока навел на мысль о многочисленных жертвах под развалом, подумалось о "братской могиле". Появилось недоумение: зачем нас сюда привезли, что здесь еще можно делать?
В автобусе кроме меня ехали: С.В. Камышный (ОЛБ-2), В.Г. Усенко (ОЛБ-2), В. Добрынин (ОЛБ-2), В.Г. Ковалев (ОЛБ-2), А.И. Бибиков (ОЛБ-2), А.Г. Бакаев (ОЛБ-1), А.Ф. Колядин, Г. Каюда, А. Радько и еще пара человек, не помню – кто именно.
7:20
На контрольно-пропускном пункте, который находится на АБК-1 (КПП-1), на территорию станции пропустили только тех, у кого пропуска хранились на этой проходной. Мой пропуск, как и у большинства других, работавших на четвертом блоке, хранился на КПП-2 (т.е. на проходной со стороны четвертого блока), а команды руководства станции пропустить нас через КПП-1 не было. Поэтому от КПП-1 приехали на "дежурке" к КПП-2 (ехали мимо пожарной части ЧАЭС - СВПЧ №2).
Охранник на КПП-2, светловолосый прапорщик, одетый в прорезиненный общевойсковой защитный комплект (ОЗК), удивился нашему приезду и сказал, что через КПП-2 уже никого не пускают. Он пропустил нас на территорию АЭС только после разрешения начальника караула, с которым созванивался по телефону.
Через КПП-2 прошли вместе - кроме меня были: В.Г. Ковалев, А.И. Бибиков, С.В. Камышный, В. Добрынин (все - ОЛБ-2), А.Г. Бакаев (ОЛБ-1).
7:25
Принял таблетку йодистого калия (самостоятельное решение – таблетку предложил охранник на КПП-2, спасибо ему! Насыщение щитовидной железы обычным йодом предотвращает накопление в ней радиоактивного йода). Прошел на промплощадку АЭС. Мимо столовой "Ромашка", через железнодорожный путь, мимо компрессорной станции (КСН) дошел до АБК-2, поднялся на второй этаж санпропускника. По пути получил от начальника смены турбинного цеха (НСТЦ) В.Г. Усенко (ОЛБ-2) команду идти на свое рабочее место - т.е. на щит управления четвертым блоком (БЩУ- 4).
Проходя по территории АЭС, изучал развал четвертого блока, расположенный практически передо мной. Из развала поднимался легкий, едва заметный то ли пар, то ли дым. Хорошо были видны обнажившиеся блестящие стояки пароводяных коммуникаций (стояки ПВК - это трубы, по которым вода выходит из реактора), они были расположены, как и положено, вертикально (очень хорошо это помню), а если и были наклонены, то на меня или от меня – так, что для меня этот наклон не был заметен. Были видны желтые двигатели главных циркуляционных насосов (ГЦН - качают воду через реактор), так как стен, за которыми они стоят, уже не было. Один из двигателей, как мне показалось, немного наклонился. Барабаны-сепараторы (емкости для охлаждающей воды реактора) также оказались видны. Они были ниже стояков ПВК, т.е. ниже верхней части реактора - так называемой схемы "Е", или "крышки" реактора (устоявшееся название этой конструкции – "Елена"). Поэтому я решил, что барабаны-сепараторы, из которых вода должна поступать в реактор, провалились ниже реактора, а значит, реактор хоть на время - до включения аварийной подачи воды в него - мог оставаться без охлаждения и поэтому мог быть поврежден (как узнал через год или два, расположение схемы "Е" и барабанов-сепараторов было совсем другим: это наоборот, барабаны-сепараторы остались на своем месте, а "Елена" вместе с установленными на ней стояками ПВК оказалась выше барабанов-сепараторов - она поднялась во время взрыва). Было очевидным, что коммуникации сильно повреждены, реактор тоже наверняка поврежден, но, видимо, не разрушен, и в него подается вода.
Понял, что именно для этого я здесь: требование "обеспечить подачу воды в реактор в любом режиме" было записано не только в эксплуатационных инструкциях по моему оборудованию, но даже в моей должностной инструкции, несмотря на то, что это был не технический, а административный документ, определяющий требования к моей подготовке, объем необходимых знаний, периодичность экзаменов, медицинских проверок, закрепленное оборудование, взаимоотношения с начальством и подчиненными и т.п.
"Задним числом" можно, конечно, рассуждать о необходимости или нецелесообразности подачи воды в реактор в той ситуации. Сейчас, спустя годы после катастрофы, считаю, что это все же нужно было делать. Персонал ЧАЭС обвинили в ряде нарушений, которые якобы и привели к взрыву. Если бы мы 26 апреля 1986 года не пытались подавать воду к реактору, то персонал обвинили бы еще в одном нарушении. Наверняка!
Справа, сверху развала падал большой поток воды, разбиваясь о битые бетонные плиты, что подтверждало мое предположение о том, что вода на блок подается, а значит, есть надежда, что реактор не разрушен. Поэтому решил, что черные куски на земле размером с кулак - это, видимо, закопченный бетон, но никак не думал, что это могут быть обломки графита из реактора, как потом утверждали другие. Был ли это графит - не знаю до сих пор, но валявшиеся на моем пути куски, действительно, были похожи на обломки графитовых блоков.
Надо признаться, надо мной довлел тот факт, что мы, приехавшие утром на разрушенный блок, зачем-то здесь нужны: раз уж нас сюда привезли, значит, что-то еще можно сделать, не все потеряно, и еще есть надежда. Возможно, из-за этого обстоятельства, вопреки некоторым фактам и догадкам, никак не хотелось соглашаться с тем, что реактор полностью разрушен. Вместо этого искались аргументы в подтверждение того, что на реактор еще можно воздействовать и подавить исходившую от него опасность.
7:30.
Переоделся в санпропускнике на втором этаже АБК-2. В санпропускнике видел В. Бражника (ОЛБ-4, умер от переоблучения), кожа у него была красного цвета, и было видно, что он очень плохо себя чувствует.
После переодевания в санпропускнике в белую униформу вошел в зону строго режима, взял свою фотокассету индивидуального дозиметрического контроля, одел ее, как и положено, на пуговицу на груди. По коридору на отметке +9 м (так называемый "золотой" коридор, проходящий через все четыре блока ЧАЭС примерно на уровне третьего этажа, т.е. на высоте 9 м) пошел в сторону четвертого блока. Из санпропускника к четвертому блоку шел вместе с А.Г. Бакаевым (ОЛБ-1).
Перед четвертым блоком зашел на щит систем радиационного контроля - ЩСРК (самостоятельное решение). На ЩСРК мне ответили, что БЩУ-4 не разрушен и туда можно пройти. Мне дали респиратор "Лепесток - 200", и я надел его. В коридоре по пути к БЩУ-4 был небольшой завал - только в одном месте, что меня удивило: внутри сильно разрушенного блока, каким я его видел снаружи, оставались почти неповрежденные проходы и совсем целые помещения!
7:30-8:00
Находился на БЩУ-4. На 2 - 3 минуты выходил на правый неоперативный БЩУ (смежное помещение, не требующее постоянного присутствия оператора) посмотреть приборы - интересовал, прежде всего, уровень воды в барабанах-сепараторах, которые, по сути, являются основными емкостями с запасом воды для охлаждения реактора. От старшего инженера управления блоком (СИУБа) М.У. Гашимова (ОЛБ-2) узнал, что ведутся работы по обеспечению охлаждения реактора. По распоряжению начальника смены очереди (НСО) В.А. Бабичева (ОЛБ-2) включился в эти работы. Насколько эффективна подача воды в реактор, доходит ли она до него - определить по приборам на БЩУ-4 было невозможно.
Старший инженер управления турбинами (СИУТ) А.И Черанев (ОЛБ-1), которого привезли на блок еще ночью, сообщил мне, что на БЩУ-4 мощность дозы составляет 800 микро-Рентген в секунду (мкР/сек), а максимальный уровень был возле лужи позади рабочего места старшего инженера управления реактором (СИУР), где немного обвалилась облицовка с потолка. Я сразу оценил, что 800 мкР/сек - это ровно в 1000 (тысячу!) раз больше предельно-допустимой величины, установленной тогдашними нормами для персонала АЭС (теперешние украинские нормы – более жесткие). Оценил также, что мощность дозы в 800 мкР/сек приведет за час к облучению дозой около трех Рентген, но более детально рассчитывать свою дозу не пытался, и не было на это времени. В дальнейшем делал лишь качественную оценку уровня радиации и только предположительно: "терпимо", "много", "очень много". Дозиметриста не было.
На БЩУ-4 были (не одновременно) М.У. Гашимов, В.А. Бабичев, В.А. Орлов, А.Г. Усков, В.Г. Смагин (все - ОЛБ-2), А.Ф. Акимов и Л.Ф. Топтунов (ОЛБ-4, оба умерли от переоблучения), А.И. Черанев (ОЛБ-1) и другие (из-за респираторов на лицах не всех мог узнать).
8:00.
Вчетвером, вместе с начальником смены блока №4 (НСБ-4) В.Г.Смагиным, у которого я был в непосредственном оперативном подчинении, и прибывшими еще ночью из реакторного цеха первой очереди ЧАЭС В.А. Орловым и А.Г. Усковым (все трое - ОЛБ-2) вышли из БЩУ-4 в коридор на отметке + 9 метров, затем пошли к лестнице 059 (в сторону резервного пульта управления - РПУ), поднялись по лестнице на отметку +27 м
8:03
Вошли в помещение 714/2 на отметке +27 м (рядом с питательным узлом четвертого блока; питательным узлом называют систему трубопроводов и регуляторов для возврата в реактор воды, которая в виде пара направляется в турбину). Помещение было отчасти заполнено паром, на полу - лужи. В помещении 714/2 примерно по 3-4 минуты находился возле ближней (к входу) и дальней задвижки.
В помещении 714/2 мы открывали вручную задвижки подачи охлаждающей (питательной) воды в реактор снизу через систему аварийного охлаждения реактора (САОР). Из-за тугого хода задвижки поддавались плохо. Но расход через них был, о чем можно было судить по периодическим (через 5-10 сек) хлопкам обратного клапана.
8:10
Все вышли из помещения 714/2 - надо было найти рычаг (на сленге персонала АЭС – "мартышку") для открытия тугих задвижек, который был оставлен где-то поблизости еще ночью, когда на питательный узел ходили другие - кажется, А.Ф Акимов, Л.Ф. Топтунов, В.А. Орлов и А.Г. Усков. На 2-3 минуты вошел в помещение 702/2, т.е. на питательный узел (см. схему 2). Заодно проверил положение задвижек на пусковой нитке питательного узла - похоже, были приоткрыты. Нашли рычаг в помещении 702/2.
8:13
Вернулись в помещение 714/2. Продолжили открытие задвижек. Открыли их на 40-60%. Находился в основном у ближней к входу в помещение задвижки.
8:30 - 8:35
Все четверо вышли из помещения 714/2, спустились по лестнице 059 на отметку +9 м и прошли по коридору к БЩУ-4. Оценить эффективность наших действий было сложно.
С 8:35 до 11:45 находился на БЩУ-4, в основном около своего пульта (пульта СИУБа) и около стола НСБ
Около 8:40 высказал В.Г. Смагину - моему непосредственному начальнику на блоке - сомнения в целесообразности подачи воды в реактор, так как видел, что барабаны-сепараторы - ниже "пятака" (верхней части реактора). Выяснилось, что он этого не видел, так как на станцию проходил с другой стороны - через АБК-1. После этого В.Г. Смагин ходил на резервный пульт управления (РПУ), откуда просматривалась часть развала. Он видел падающий поток воды от поврежденного пожарного трубопровода - дал команду на береговую насосную станцию (БНС) отключить пожарные насосы, после этого течь воды прекратилась.
Находясь на БЩУ-4, заполнял свой оперативный журнал. Когда записывал время действий и посмотрел на часы, то очень удивился, что на часах всего около девяти утра. По моему внутреннему восприятию времени мне казалось, что уже около двух-трех часов дня! В целом было ощущение, чем-то похожее на эйфорию, готовность сделать все, что потребуется, хотя и не было уверенности в эффективности выполняемых действий.
В это время и позже осуществлялась подача воды к реактору из деаэратора (основная емкость с водой в турбинном отделении) с помощью аварийного питательного насоса (АПН), который был включен еще ночью, до моего прихода на блок. Ход выполнения этой операции периодически контролировал начальник смены станции (НСС) Н.В. Бекешко (справлялся по телефону).
Находясь на БЩУ-4, я также отключал ненужное оборудование, остававшееся в работе с ночной смены (в частности, насосы охлаждения системы управления и защиты реактора - НС, НСОС и др.), также отключил насосы аварийного охлаждения аварийной и неаварийной половин реактора (НОАП и НОНП), так как в результате осмотра полуразрушенных помещений реакторного цеха выяснилось, что электрические кабеля и трубопроводы этих насосов оборваны. В эти помещения ходили, как мне помнится, начальник смены реакторного цеха С.В. Камышный (ОЛБ-2) и оператор реакторного цеха А.Н. Зеленцов (ОЛБ-1), которые затем заходили на БЩУ-4 и сообщили об этом.
В это время совместными усилиями операторов предпринимались также попытки отсечь группу деаэраторов для уменьшения потерь воды через поврежденный трубопровод на питательном насосе, так как поврежденный участок можно было отключить только вместе с половиной деаэраторных баков. Трубопровод был поврежден ночью из-за падения на него бетонной плиты с кровли турбинного зала.
Около 10 часов у НСБ В.Г. Смагина и НСТЦ В.Г. Усенко (оба - ОЛБ-2) заметно ухудшилось самочувствие, началась рвота, из-за чего они выбегали за дверь в помещение левого неоперативного БЩУ. Через некоторое время НСРЦ С.В. Камышный (ОЛБ-2) принес воинскую аптечку (оранжевая коробочка), из которой дал В.Г. Смагину и мне противорвотные таблетки, и мы их приняли. У меня к тому времени была легкая тошнота, но рвоты не было. После приема таблеток тошнота прошла. Военные пилюли, призванные сохранить, во что бы то ни стало, боеспособность личного состава в условиях радиационного поражения, таки действуют!
Как мне помнится, в 10:04 из-за затопления водой и, как следствие, аварийного отключения электрических секций, от которых осуществляется электроснабжение основного оборудования четвертого блока, автоматически включились два из трех дизель-генератора, третий я запустил ключом с панелей безопасности на БЩУ-4. На одном из трех дизель-генераторов при запуске порвался трубопровод горючего диаметром 80 мм, из-за чего возникла течь и опасность пожара. Локализацией течи занимался машинист дизель-генераторной станции (расположена в стороне от блока, в отдельном здании).
После отключения электрических секций остановились также насосы, подававшие воду из баков чистого конденсата в деаэраторы, так как эти насосы не запитаны от дизель-генераторов. Поэтому подача воды в деаэраторы прекратилась, уровень воды в них быстро снизился, и мне пришлось отключить аварийный питательный насос (АПН), который берет воду из деаэраторов. Т.е. подача воды к реактору была прекращена (пишу "к реактору" а не "в реактор", так как уверенности в том, что вода доходит до реактора, у меня не было).
Сразу же после отключения аварийного питательного насоса на БЩУ-4 позвонил главный инженер ЧАЭС Н.М. Фомин и спросил, что произошло, так как, по его словам, резко увеличилось дымление из реактора (с Н.М. Фоминым по телефону говорил М.У. Гашимов). Это может служить косвенным подтверждением того, что часть воды до реактора все-таки доходила. С БЩУ наблюдать за развалом было невозможно, так как помещение БЩУ, так же как и соседние с ним помещения, не имеет окон.
Примерно в 11 часов НСБ В.Г. Смагин отдал команду "Всем покинуть четвертый блок!".
Позже В.Г. Смагин получил "Орден Ленина" - самую высокую награду Советского Союза. Не знаю, что написано в наградных документах к ордену, но только за одну эту команду ему уже можно было вручать самые высокие награды. Признать бесполезность своих действий в той ситуации было сложнее, чем продолжать действия "по инструкциям".
По распоряжению В.Г. Смагина я остался вместе с ним на БЩУ-4. Этого требовала инструкция по действиям в чрезвычайных радиационных обстоятельствах. Инструкция была с грифом секретности и не входила в число документов, которые я, как старший инженер управления блоком (СИУБ), должен знать. Но ее требования знал начальник смены блока (НСБ) В.Г.Смагин: на блоке при необходимости должны оставаться два наивысших по рангу оператора, т.е. НСБ и второе после него лицо на блоке - СИУБ, который имеет право и обязан заменить начальника смены блока в случае необходимости.
Некоторое время мы были на БЩУ-4 вдвоем. А до того там были (не одновременно) М.У. Гашимов, В.А. Бабичев, А.И. Бибиков, В.Г. Ковалев, Б.Г. Усенко. В. Добрынин С.В. Камышный (все - ОЛБ-2), А.И. Черанев, Н.В. Кориков, А.Н.Зеленцов (все – ОЛБ -1) и другие.
11:45
По распоряжению НСБ В.Г. Смагина, согласованному по телефону с начальником смены станции (НСС) Н.В. Бекешко, ушел с БЩУ-4 на БЩУ-3. Проходя по "золотому" коридору на отметке +9 м, останавливался около щита систем радиационного контроля (СРК) для переодевания пластиковых бахил (чтобы не переносить на обуви радиоактивную грязь).
11:55
Пришел на пульт управления третьего блока (т.е. на БЩУ-3). Там были НСТЦ В.Г. Усенко (ОЛБ-2), НСБ третьего блока В.С. Минин, операторы пультов третьего блока и другие.
Позвонил с БЩУ-3 В.Г. Смагину на БЩУ-4, где он остался один в плохом самочувствии. Звонил несколько раз, но никто на мои звонки не ответил. Учитывая плохое состояние В.Г. Смагина, решил пойти к нему (самостоятельное решение), о чем сообщил начальнику смены третьего блока В.С. Минину.
12:00
Вышел из БЩУ-3 в "золотой" коридор на отметке +9 м, пошел, в сторону БЩУ-4. Не дойдя до четвертого блока, около щита СРК встретил В.Г. Смагина. Он шел на третий блок и остановился для переодевания пластиковых бахил.
12:10
Вернулся вместе с В.Г. Смагиным на БЩУ-3. Из-за очень плохого самочувствия В.Г. Смагин и В.Г. Усенко (оба - ОЛБ-2) ушли с блока в медпункт на АБК-1 (за пределами зоны строгого режима). По распоряжению НСС Н.В. Бекешко и в соответствии со своей должностной инструкцией, заменил НСБ В.Г. Смагина.
В.Г. Смагин передал мне черновой журнал начальника смены блока №4 и распорядился записывать в него все мои действия (оперативный журнал НСБ-4 ему при приемке смены утром не был передан, так как был кем-то изъят еще ночью, по слухам - заместителем главного инженера ЧАЭС А.С. Дятловым (ОЛБ-3), который ночью 26 апреля руководил проведением испытаний на 4 блоке). У меня был также свой журнал - оперативный журнал старшего инженера управления блоком, в который я с утра записывал свои действия.
Получил команду от начальника смены очереди В.А. Бабичева (ОЛБ-2) подавать в деаэраторы воду из баков чистого конденсата (БЧК, находятся на промплощадке, около здания блока), которые к тому времени усилиями В.А. Бабичева были заполнены технической водой (из пруда-охладителя) с помощью пожарных рукавов.
12:40-12:45
Для выполнения распоряжения В.А. Бабичева отправился из БЩУ-3 по коридору на отметке +9 м в направлении БЩУ-4. Шел в одиночку.
К тому времени около щита СРК уже был организован санитарный шлюз, и дежуривший там, кажется, Г. Красножен (начальник службы радиационной безопасности), отказался меня пропустить, так как получил распоряжение никого не пускать на четвертый блок.
12:45
Вернулся на БЩУ-3, позвонил оттуда на центральный щит управления первой очереди (ЦЩУ-1) начальнику смены станции Н.В. Бекешко и попросил разрешить мне проход на БЩУ-4. Проход был разрешен.
12:50-12:55
Перешел с БЩУ-3 по коридору на отметке +9 м на БЩУ-4. Шел один.
Приветствую тебя гость! Что-бы иметь более широкий доступ на сайте и скачивать файлы, советуем вам зарегистрироваться, или войти на сайт как пользователь это займет менее двух минут.Авторизация на сайте
Блог О Зоне Отчуждения
Обсуждение
