Как-то незаметно пролетели 32 года с момента той аварии, которая многим изменила жизнь и разделила на понятие-"до" и "после". Но пожалуй все же вспомню. И так вот что получилось.
Темнело, на часах было начало шестого вечера 31 декабря 1986 года.
Я стоял у окна кабинета инженеров турбинного цеха, из которого хорошо было видны ярко освещенные окна актового зала станции.
В зале шло торжественное собрание по случаю награждения отличившихся на ликвидации аварии работников Чернобыльской АЭС.
Я, это начальник смены турбинного цеха, а, в данный момент, дежурный по цеху на Новый 1987 год.
В зале периодически гремел туш по поводу чествования очередного награжденного. Вручали ордена и медали, а также грамоты о присвоении званий «Заслуженный энергетик СССР» или Украины.
Было грустно от мысли об испорченном празднике Нового Года, а в голову лезла противная мысль, а чем я хуже тех, кому вручали ордена и грамоты. Хотя ответ на нее я знал.
С испорченным праздником все было заранее ясно. Наш шеф, в лице «дядюшки Хо», так, за глаза, мы звали начальника турбинного цеха, вызвал меня к себе в кабинет и объявил мне я назначаюсь дежурным по цеху на новогоднюю ночь. На мои робкие возражения, что я купил билет на самолет до Харькова, и собираюсь лететь к семье на Новый Год, было сказано: «Билет сдать, полетишь позже».
Вопрос, как это осуществить, будучи на станции за 140 км. от Киева, конечно его не интересовал, да и меня лично тоже, при таких зарплатах, потеря 30-40 руб. не очень волновала, но отсрочка свидания с семьей, как то не радовала. Но приказ есть приказ. Оставалось только позвонить коллеге и попросить купить бутылку коньяка и шампанского и забросить все на мой балкон. Благо балконы смежные.
И если с празднованием Нового Года все было ясно и понятно, то вот почему я не присутствовал в актовом зале, отдельный рассказ.
И так, начну я, наверное, с предистории.
Окончив в 1977 году Новочеркасский политех, по специальности «Парогенераторостроение», я устроился работать в Ростовский институт « Атомкотломаш». Но проработав в данной фирме полтора года, захотел работать на производстве.
А, так как, вырос в семье энергетиков, то производство для меня означало электростанция. Ну, а еще точнее атомная электростанция, как самая перспективная отрасль на тот момент. Сказано, сделано. Родители работали тогда на Кубе. Написал письмо, получил добро и совет, обратить внимание на Чернобыльскую АЭС. Там директором работал бывший коллега отца, да и мать работала вместе с женой директора. Заручившись такой поддержкой, 3 января 1979 года, попрощавшись с семьей, я был уже женат и имел сына, сел на поезд и поехал в Киев.
Киев встретил двадцатиградусным морозом и сугробами снега. Для южанина несколько не привычно, но отступать некуда. Узнав, с какого вокзала идут автобусы в Припять, и Чернобыль к вечеру попал на вокзал. Билетов на Припять не было, но были до Чернобыля, а это за 20 км. от Припяти. Ехать предстояло часа три-четыре. Короче в районе десяти часов вечера прибыл в г. Чернобыль.
По пути не далеко от Чернобыля обогнали грузовую машину с брезентовым тентом. Запомнились люди, сидевшие на сене в кузове и громко орущие песню. Я еще подумал, как им весело.
Чернобыльский автовокзал находился на окраине города. Выяснилось, что до Припяти автобусов сегодня уже не будет и одна надежда на попутку.
Вышел на трассу и. через некоторое время появилась, та самая машина с поющими людьми в кузове. В общем, приняли меня в компанию, вот тут, то я понял, почему они пели. Ехали они с города Иванкова, что в семидесяти км. от Припяти в открытом кузове в двадцатиградусный мороз. Тут невольно запоешь.
В общем, суть да дело, доехал я до Припяти. Нашел квартиру знакомого директора. Встретили меня хорошо. Объяснили, что для устройства на работу необходимо пройти медосмотр.
Короче, пройдя все формальности, я был принят в турбинный цех, на должность машиниста деаэраторной установки пятой категории. По классификации должностей, вторая, с низу. Младше только дежурный слесарь. Но в энергетике принято осваивать профессию с низов, не смотря на образование. Как говорится, вскрытие покажет, кто есть кто. Сдав экзамен по правилам радиационной безопасности и, не успев отстажироваться на должность машиниста-обходчика, был вызван к начальнику цеха. Он предложил мне должность инженера управления блоком или сокращенно ИУБ. Посоветоваться не с кем.
В общем, принял это предложение. Хотя потом, не раз жалел об этом необдуманном решении. Работать предстояло на блочном щите управления.
Немного о структуре блочного щита.
Главным на щите был заместитель начальника смены станции (ЗНСС), были три старших инженеров (операторов). Старший инженер управления реактором (СИУР), старший инженер управления блокам (СИУБ) и старший инженер управления турбинами (СИУТ). Так вот, помощником СИУБА, я и стал. Негласное название моей новой должности, водомер или чайханщик. Ну, водомер, это по тому, что главной задачей было наблюдение за уровнем воды в барабанах-сепараторов реактора, а второе название связанно с тем, что, как самый младший по должности, в мои обязанности входило следить за состоянием чайника. То есть, попросту заваривать чай. Кстати, чай на станции главный напиток. Вот так началась моя трудовая деятельность на станции.
А попал я, по счастливой случайности, в знаменитую первую смену, а всего их пять на, недавно построенный и пущенный блоке. На станции работали два блока. Первый, запущенный в 1977 году, и второй, запущенный в 1978 году. За месяц до моего появления на станции.
ЗНСС был опытный прожженный турбинист с тепловой станции, будущий начальник смены станции. СИУР опытный подводник (их как оказалось много в реакторном цехе, как и атомщиков со всяких закрытых городков, где зарождалась атомная отрасль), бедующий начальник реакторного цеха, СИУТ молодой парень будущий замдиректора станции, а сейчас занимающий какую то большую должность в руководстве атомной отрасли в Украине, ну и мой непосредственный начальник СИУБ, будущий начальник турбинного цеха второй очереди. Вот, в такую компанию я попал.
Начались трудовые будни. Порядок становления специалиста был таков. Стажировка, куда входило обучение на рабочем месте. Изучение инструкций, оборудования, его характеристик, особенности эксплуатации, схем обвязки оборудования, расположение оборудования и трубопроводов и всего, что с ним связано по месту расположения. Изучение самого пульта и многое другое, включая оборудование электроцеха, цеха КиП (контрольно измерительных приборов и автоматики), химцеха и т.д. и т.п. Короче практически всего и чего состоит блок. Конечно с упором на эксплуатируемую зону. Вот тут то, я понял, влип. Но отступать некуда. Лучше бы было идти с низов, но отступать некуда.
Второй этап- сдача экзаменов по радиационной, ядерной безопасности, сдача правил техники безопасности при эксплуатации тепломеханического оборудования, правил технологической эксплуатации, инструкций и т.д. И так каждый год. А так же при переходе на новую должность.
Этап третий, дублирование, на срок определяемый комиссией, в состав которой входят представители всех служб и цехов станции. Председателем комиссии для ИТР является зам. Главного инженера по эксплуатации. Только после окончанию дублирования и сдачи противоаварийных тренировок, допускали до самостоятельной работы. Все это я подробно описываю с одной целью, что бы было понятно, халява не проходила.
Наставники опытные и, когда изучаешь какую либо схеме, на брюхе проползешь ее не раз. И не раз получишь каской по попе, за незнание местонахождения какой либо термопары или датчика, на которые ты вначале просто не обратил внимание. А особенность блоков данного типа, являлась его одноконтурность, пар с реактора шел сразу на турбину, то есть радиоактивный, и, все трубопроводы и оборудование было боксионировано, попросту спрятана в боксы. ЭТаким образом, при изучении схемы приходилось обегать почти половину блока, что бы найти трубу, которая нырнула в стенку и неизвестно, где вынырнула. Господи, как мне потом все это пригодилось, но тогда… Спросите, а радиация? Да она была и есть. Я по неопытности как то задал этот вопрос в неформальной обстановке моему на тот момент самому главному начальника - начальнику смены турбинного цеха. Ответ был прост, ты кто, профессионал, вот и думай над своими действиями, а о страхе перед радиацией забудь. Эти слова красной нитью прошли через всю мою деятельность на станции и очень помогли. ТЫ ПРОФЕССИОНАЛ, ВОТ И ДУМАЙ!
Из всего первого периода работы запомнилось, первое появление на блочном щите, когда я впервые увидел то обилие приборов, табло, разноцветных лампочек и многое другое и среди них четырех человек спокойно и сосредоточено следящих за ними и выполняющих какую-то непонятную для меня работу, я ошалел. Я не мог поверить, что этим возможно овладеть и все знать. Как я тогда ошибался.
Еще яркое впечатление - первый аварийный останов блока. Случился он буквально в мою первую смену. Я уже упоминал, что блок был недавно пущен. Многие помнят, что раньше объекты строительства было принято сдавать, пускать, к определенным датам. Не «существенные» недоделки устранять в процессе эксплуатации. Не исключением был и второй блок. Его пуск приурочили ко Дню энергетиков, 22 декабря 1977 года, ну и понятно кое-где еще велись различные работы. Велись такие работы и в помещении насосов охлаждения системы защиты реактора. Там женщины штукатурили стены. Насосы при работе имеют свойство шуметь. Все бы ничего, но к концу рабочего дня, шум порядком поднадоел. Женщины попались грамотные, нашли кнопку аварийной остановки, их не смутило, что он заклеены бумажкой с печатью, сорвали так называемую пломбу и нажали эту кнопку. Естественно насос стал, но по факту остановки насоса включился резервный насос. Успешно был остановлен и он.
Это происходило в помещении насосов. А вот, что творилось на блочном щите….
Нужно сказать, что все отклонения режимов работы, контролируются визуально по мнемотабло и дублируются звуком, два тона, низкий-аврийный, высокий-предупредительный. Оператор, увидев и услышав сигнал, громко оповещает об аварийной остановке на блоке, и начинает вручную включать резерв. Понятное дело, штукатурши и их с успехом останавливают. Но при достижении аварийных параметров реактор глушится защитой.
На блочный щит прибегает все руководство, во главе с директором. Это я так описываю сейчас, понимая обстановку. А тогда, для меня это был китайский фильм, причем без перевода на русский язык. Единственная фраза, которую я понял, была фраза начальника смены реакторного цеха: « Волосы п….е не защита», высказанные по поводу «пломб» на аварийных кнопках. Да лишь по спокойно улыбающемуся лицу директора, я понял, опасности нет. За двадцать лет работы у меня было немало аварийных ситуаций, но первая, есть первая. Такой вот почин.
Первый страх испытанный мной на станции, был страх, спустится в бокс турбины. Сами турбины располагались на отметке +12 метров от уровня земли. Под ними был бокс, помещение с толстыми бетонными стенами, разбитыми на уровни: +9 метров, +7метров, +5 метров, нулевая отметка и -4,2 метра. Отметка +12 представляла собой, как бы помещение, на которой располагалось все видимое оборудование, цилиндры турбин, генератор, местные щиты управления вспомогательным оборудованием, электроприводы задвижек и прочая дребедень. Тут же располагались рабочие места машинистов турбин. Сначала это били просто столы, затем появились небольшие помещения. В бокс турбины вела металлическая лестница. Я, как стажер ИУБ смело и гордо пошел изучать материальную часть. Нашел лестницу, стал спускаться. Несколько первых ступенек дались легко, затем шаг замедлился, в низы было темно, жарко и шумно. В общем просто было страшно. Я так и не смог себя заставить спустится даже на отметку +9. С мысленным позором вернулся на безопасный для меня блочный щит. Единственным оправданием было отсутствие фонарика. Я тогда не знал, что буду пересекать это «страшное» помещение много сотен раз, чуть ли не закрытыми глазами и отсутствие освещения, обилие оборудования и труб, находящихся там, не будут мне помехой. Но это будет потом.
Первый Новый Год на станции.
Первой смене, в которой работал я, по графику выпало работать на Новый Год. То есть в новогоднюю ночь. Это был первый новый год, который мне довелось провести на работе. Смены были по восемь часов. Утренняя, с 8 до 16, вечерняя с 16 до 24, ну и ночная с 0 до 8 утра. Нам выпала именно она. На работу мы выезжали заранее. Было два рейса автобусов. Первый рейс за час, второй за полчаса. Понятно, что мы как правило выезжали первым рейсом. От города до станции, по прямой, четыре километра, по дороге шесть. Нужно было не только доехать, но и пройти «допинг контроль», где сидели фельдшерицы, и строго глядя в глаза, спрашивали пил или не пил, при подозрении мерили давление и обнюхивали, это касалось ИТР и старшего рабочего персонала Переодеться , пройти в зонну (место, где мы работали, в шутку называлось зоной строгого режима), дойти до рабочего места примерно метров шестьсот. Осмотреть по пути оборудование, ознакомиться с документацией и при отсутствии замечаний, принять смену у сменщика, то есть поставить свою подпись о приемке смены в оперативном журнале. На все это требовалось время. Понятно, что если одна смена работает до 24 часов, а другая с 0 часов, то с учетом, да просто без учета, времени требуемого на дорогу две смены в пролете от встречи Нового года. У энергетиков сложилась традиция менять вечернюю смену на два часа раньше. Все равно ночная смена без НГ. Ну, а вечерняя смена проставляется. Сменщик сменщику. Я то об этой традиции не знал, салага. На блочном щите вечерняя смена организовала торт, кофе и т.д. Без горячительного. С этим было строго.
Приняли мы смену, попили кофе, выслушали поздравление начальника смены станции по громкой связи. Работаем. Бдим. Часа в два подзывает меня СИУТ к телефону. На прямой связи машинист турбины, я с ними был в хороших отношениях, часто допекал их вопросами при изучении схем. Он предлагает мне отпроситься на изучении схем. Ничего не подозревая, я отпрашиваюсь у ЗНСС, тот с хитрой улыбкой меня отпускает. Не придав значение улыбке, я выхожу в машзал и иду к машинисту. Тот радостно встречает и идет,, куда то за колону и возвращается с початой бутылкой водки. Увидев мой открытый рот, он поясняет ситуацию, объяснив, что один не пьет. Короче, долго меня уговаривать не пришлось.
«По изучав» таким образом, схемы, жуя корочку лимона, возвращаюсь на щит. ЗНСС встречает вопросом, как прошло изучение и понимающе улыбается. Что тут скажешь... Короче, со второго раза, мы ,наконец осилили с машинистом эту «схему». Так первый, но как оказалось не последний раз выпивал на работе. Вот такой первый Новый Год.
Дальше была новая должность с переводом на курирование строящегося 3 блока второй очереди станции. Сстал старшим инженером управления турбинами второй очереди. Затем меня поменяли на зам. начальника турбинного цеха №2. То есть я опять вернулся в родной цех на первую очередь, но уже в должности СИУТ, а СИУТ, с нашей первой смены, ушел во второй цех на должность зам. начальника по эксплуатации.
Затем стажировка, сдача экзаменов, дублирование и самостоятельная работа. Много шишек набил, но все же получил звание лучшего СИУТа. Однажды подошел ко мне начальник смены, задумчиво посмотрел, и произнес: -«Готовься в начальники смены». Через некоторое время, стал самым молодым начальником смены в турбинном цеху первой очереди. Случилось это в январе 1982 года. Еще через год я периодически исполнял обязанности зам. Начальника цеха по эксплуатации. Жизнь казалась замечательной, перспектив море. Эх, как я ошибался. Но полученный опыт очень пригодился.
А потом, была авария. Но об этом, позже.
Единственная фотография тех лет. Фотографировать то было запрещено, но мы молодые...
Авария такая, как видел.
Не знаю, говорят, люди способны, чувствовать надвигающуюся опасность или предугадывать события. Я себя к ним не отношу. Да, у меня были мысли, что может, что то произойти на второй очереди нашей станции. Уж очень быстро там становились молодые ребята на руководящие должности, а наша работа требовала опыта и хороших знаний. Или, что то тревожное было в небе 25 апреля в ночь перед сменой. Не знаю. Но, по прошествии лет думается, что предчувствие было.
График работы у нас был такой. Три дня с ура, три дня с 16 часов и три ночи. Между ними два дня выходных. Я работал подменным начальником смены. Это значит, что в сменах я замещал человека, находящегося в отпуске. Когда все были на месте выполнял различную хозяйственную и административную работу по цеху. В апреле работал в пятой смене. 26 апреля была вторая ночь. Приехали на смену как всегда. Проходя мимо блочного щита первого блока, открыл дверь и мельком глянул на щит турбин. По состоянию схем, понял, предстоит тяжелая ночь. Тяжелая, в смысле нагруженная работой. Первая турбина была остановлена, вторая работала. В то время для того, что бы понять состояние блока, мне уже было достаточно беглого взгляда. Благо поработал на первом и втором блоке будучи оператором не мало.
В общем состояние блоков были такими.
Первая турбина стоит, вторая работает на номинальной нагрузке. Это, что касается первого блока. Второй блок работает в штатном режиме, третий в штатном, на четвертом блоке должны проводится испытания по проверке запитки собственных нужд от энергии выбега турбины при плановом останове блока на профилактический или капитальный ремонт.
Рабочее место НСТЦ-1 (нач. смены ТЦ) было на втором блочном щите.
Что представляла собой турбинный цех. Это один длинный железобетонный корпус. В котором поочередно расположены восемь турбин. Корпус разбит по длине на две части. В одной части, турбины, в другой, через стенку, поочередно помещения щитов, ЭВМ, центрального щита, кабинетов служб и прочего. Длинна одной очереди примерно четыреста метров, ну и второй очереди так же. Машинный зал первой и второй очереди, единое помещение. Попасть в машинный зал можно с торца здания, или с центрального щита, или с блочного второго блока. Попасть на блочные щиты можно с коридора, который тянулся вдоль всех помещений. Позади машинного зала, как бы пристроены, два тепляка ( помещения) реакторов. Два отдельно стоящих первой очереди, и единое здание на два реактора второй. Маршрут на рабочее место обычно проходил либо по коридору, сначала первый щит, потом, минуя центральный щит, на второй щит. Либо по двенадцатой отметки мимо турбин до входа на второй блочный щит. Маршрут выбирался по обстоятельствам.
Прибыл на второй щит, почитал журнал, ознакомился с заданием, поболтал со сменщиком, принял по команде смену. Все как всегда.
Задание на смену состояло в том, что нужно было рассечь группу деаэраторов первой турбины, от группы второй турбины. Деаэратор, это как бы бочка, лежащая на земле, где происходить деаэрация питательной воды, идущей на реактор, от вредных, растворенных в воде газов. У каждой турбины они свои, но при работе двух турбин ( а на каждом блоке их две) они объединены по всем потокам, то есть по пару, воде, выпару и так далее. Да, простите меня, за технические подробности, но это важно. А так, как необходимо было устранить свищ на первой группе деаэраторов, то необходимо их вывести в ремонт и расхолодить, а, для этого, предварительно остановить первую турбину. Все эти работы выполняются по предварительной заявке. С разрешения и по согласованию диспетчеров единой системы в часы наименьших нагрузок, то есть обычно ночью. Работы по останову турбины, были выполнены предыдущей сменой.
Нам предстояли работы по рассечению групп бочек, с последующим ремонтом на первом блоке, первая турбина с этой целью, и была остановлена. Второй блок работал штатно. Третий блок так же штатно, на четвертом предстояли испытания на проверку запитки собственных нужд, то есть оборудования, при выбеге турбины. Дело в том, что на станции есть масса оборудования, в частности насосов различного назначения которые, в штатном режиме, запитываются от генератора работающей турбины, при отключении турбины, они запитываются от сети, тот есть из вне. При остановки турбины у нее, в следствии большой массы валопровода, довольно продолжительное время вращения ( примерно 45 минут). Вот и решили проверить при выводе блока в ремонт, на сколько, хватает этой энергии на питание необходимого оборудования (ох уж эти ученые мужи).
Уж и не знаю, понятно ли. По-моему бред.
Но все, что касается второй очереди, то есть пятой, шестой, седьмой и восьмой турбин, третьего и четвертого блока меня не касалось. У них свой начальник и свой персонал.
Работа- работой, а традиции не нарушай. Короче попили чайку, ну можно и поработать. Беру бланки переключений, и выдвигаюсь на первый щит. Контролировать, типа общем, руководить или точнее мешать работать занятым операторам.
Располагаюсь за столом на блочно щите номер один, позади операторов, слева ЗНСС-1, то есть, по середине, а слева от него начальник смены реакторного. Это его рабочее место. В общем, начальство, призванное будить и руководить. Операторы работают, переговариваются по связи с машинистами, обходчиками, иногда звонит телефон и мой. Вполне нормальная, рабочая обстановка. В час двадцать четыре по таблушкам электрочасти, а оператор турбины управляет и этим, пробегают сигналы не исправности. Замечаю их краем глаза, так как они находятся на панелях справа от меня. Начинаю звонить на центральный щит начальнику электроцеха с целью выяснения причин неисправностей и срабатывания предупредительной сигнализации. Трубку не берут, хотя связь прямая. Связываюсь с машинистом турбины. У них окна и вид по машазалу, и на улицу шикарный. На связь выходит машиниста второй турбины.
Наверное, везде есть люди, невероятным образом успевающие узнать все первыми. Так вот, он как раз, из таких.
Получаю сбивчивую информацию, что какие- то непонятки с четвертым трансформатором. Четвертый трансформатор не наш, второго блока. Звоню туда, там все нормально, но получаю информацию, что- то произошло на четвертом блоке.
Короче, информации нет. Решаюсь пойти на центральный щит, для выяснения обстановки. Выйдя в коридор, увидел выбегающего с центрального щита НССа ( начальника смены станции), иначе ночного директора, по направлению коридора второй очереди.
Первая мысль догнать и уточнить остановку, но вторая мысль, стоп, а ты когда- нибудь его видел бегущим, или даже, сильно спешащим. Нет!!! Старый атомщик, ни когда и ни куда не спешил. Появлялся там, где был нужен, не суетился , не поднимал голоса. В общем, руководил грамотно и без нервозности. За что, его и ценили.
Наши НССы, или за глаза «насосы». Их шесть человек. Пять по своим сменам, один на подмене. Это все опытные не молодые, а для нас молодежи, пожилые люди. Все прошли хорошую школу разных закрытых городков, где зарождалась атомная энергетика. Конечно разные по характеру. Один, появившись на блочном щиту сыпал анекдотами, другой молча, сидел и казалось просто созерцает, но все с непререкаемым авторитетом, как у подчиненного персонала, так и у руководства.
Но продолжим.
Захожу на центральный щит. Там вся связь, там и выяснять. На ЦЩУ застаю картину хаоса. Начальник смены электроцеха с трубкой у уха, с микрофоном у рта, стоя пытается связаться с со вторым ЦЩУ. Как я понимаю связи с ним нет. Решаю не мешать и тихо ретируюсь в машзал. В машзале мирно гудят турбины, но на меня со стороны третьего блока надвигается стена, наверное по другому не скажешь, пыли. А по ходу этой стены датчики загрязненности помещения меняют свои огоньки с зеленого на красный. Эти датчики установлены в помещениях через определенный промежуток. Они пропускают через себя воздух помещений и при наличии радиоактивных загрязнений, дают световой и звуковой сигнал. Я впервые увидел их работу, правда сирены не было слышно, забивал гул турбин, но красный свет говорил сам за себя. Раз пыль, раз радиоактивность, значит лепесток. Так называли облегченные респераторы. Облегченные они, то облегченные, но эффективность очистки 99,8% от пыли. Сколько жизней он спасли. Бегу в помещение машинистов третьей и четвертой машины. Помещение примыкает к остеклению машзала. Картина не радостная, два бледных и растерянных машиниста. На вопрос, что произошло ответ: -да качнуло, как при землетрясении. Решаем одеть лепестки и пытаюсь дозвонится до начальник цеха РБ (радиационной безопасности). На вопрос: « Что происходит?» Получаю ответ, у тебя все нормально не мешай. На вопрос о датчиках, получаю ответ: разбираемся. Ну все приплыли. НСС занят, НСРБ то же, а где информация?
Вызваниваю своего помощника, старшего машиниста. Старый, опытный зубр. Проработавший на тепловых станция много лет. Решаем, одеть персонал в лепестки. А сам принимаю решение пройтись на четвертый блок посмотреть своими глазами.
Старшие машинисты.( Старшие)
Краса и гордость турбинного цеха. Люди с отличным знанием оборудования и всех нюансов его эксплуатации. В задачу старшего входило, не только облуживание оборудования, но и прежде всего руководство персоналом. Это был отец и мать, а иногда и нянька для персонала. Со всеми вопросами машинисты и обходчики обращались с старшОму. Именно к старшОму, а не к старшему. Он не только подскажет по работе, но и рассудит в семейных делах. Начальник, конечно, начальник, но старший, это все. Поэтому начальники смен очень трепетно относились к подбору старшего, и тандем складывался не сразу. А некоторые, так и приехали, с других станций, на пару, и продолжали работать и дружить.
Мне, как вечно подменному, еще со времен оператортсва пришлось поработать со всеми. Исключением, был лишь один старший, за которым приходилось присматривать, это был «портрет». «Портретом» его прозвали за то, что он был депутатом верховного совета ( нынешней думы). Ездил на все съезды того времени, привозил от туда книги и т.д. Но почему, то авторитетом, он не пользовался, ходил в подменных. В пятой смене работал старший, лет под пятьдесят, умудренный опытом дядька. В блочные дела он не лез, но авторитет имел непререкаемый. Богатырское телосложение и отменное здоровье, отличали его. Был у него один грешок, полюблял он особей противоположного пола. Но эта слабость ему сходила с рук. Вот, такой, старшОй, работал со мной, в ту ночь.
Ну ладно, сказано, сделано. Одеваю лепесток, каску, повязку, как у дружинника, с надписью НСТЦ-1, Пошел в сторону второй очереди. Я уже пытался описать машзал. Это длинное помещение, на прямоугольных боксах, высотой 12 метров и длинной метров сто, располагаются турбины, щиты, привода задвижек и прочей хлам. Соединены они переходами с левой и правой стороны вдоль стены помещения. Ограждены они перилами. Торцы таких боксов принято называть балконами, они и впрямь напоминают балконы зданий. Когда, смотришь вниз открывается прекрасный вид на нулевую отметку. Между турбинами одного блока, ближе к правой стене машзала, располагалась площадка питательных насосов. Их пять, это такие маленькие турбинки, каждый мощностью 5 мегаватт, они перекачивают воду, грубо говоря, из турбин в реактор.
Я это к чему. Подойдя к краю шестой турбины, застал такую картину: крыши над седьмой и восьмой турбинами ,частично не было, ее обломки лежали на турбинах, здоровенный кусок бетонной стены разделяющий машзал и деаэраторную этажерку упал в район питатательных насосов. Видны всполохи от коротких замыканий, валит пар и льется вода. Вид конечно впечатляющий. Следов пожара нет. Пострадавших людей не видно. На балконе шестой машины стоят машинисты, и открыв рты смотрят на это зрелище. Состоялась примерно такая беседа:-«Ребята, что стоим разинув рты.?» - «А ты кто?» -«Да я, вроде, НСТЦ-1»- показываю на повязку:-« А-а!!!» «Вы бы, одели лепестки»,-попросил я их. « Что случилось?» -«Да мы и сами не знаем.» -« Пострадавшие есть?» -«Вроде нет».
Вы спросите, а почему они просто стоят. Тут немного отвлекусь. На станции полувоенный порядок. Не даром, отрасль вышла из недр министерства среднего машиностроения. Практически военного, занимавшимся разработкой, как космической техники, так и атомной бомбы. Первая АЭС, с реакторами, как у нас, так и оставалась под эгидой этого министерства. Мы уже относились к минэнерго. Но все порядки и инструкции пошли, от туда. Прежде всего, единоначалие и беспрекословное выполнение распоряжений старших по должности. Нет, возразить, конечно, можно, но только один раз, при повторной команде обязан ее выполнить, а уж потом обжаловать. Ну и естественно покидать свое рабочее место без команды не имеешь права. Вот ребята и стояли, просто наблюдая, не получив ни каких указаний. Боком вышло им это стояние, но кто же знал.
А информации по -прежнему ,не было. Оставалось строить догадки. И первая, догадка, пришедшая в голову, была мысль о взрыве УПАК (установка подавления активности). Есть такое помещение, разделенной перегородками, что то, вроде лабиринта. Дело в том, что вместе с паром в турбины попадают различные газы и водород, образующиеся в каналах реактора при прохождении в них воды. Физика блин. Эти газы и водород отсасываются инжекторами турбин, направляются в установку беспламенного сжигания водорода и после достижения требуемой концентрации водород меньше 0,4% направляются в УПАК. Там создано отрицательное давление, они медленно циркулируют в помещении, при этом за счет времени, они теряют свою активность( период полураспада ). Дальше на фильтра и в трубу. Так вот. Если такое помещение на первой очереди находится, на нулевой отметке, то на второй, практически над реакторами. Вытяжную рубу не такую высокую можно делать, и расположить ее на здании реакторов. А, общая высота труб, первой и второй очереди сохраняется. Вот при технологических нарушениях теоретически была возможность повышения концентрации водорода в помещении УПАК до взрывоопасной. Взрыв, а последствия взрыва газа в помещениях не мне вам описывать. То что что-то подобное могло произойти в самом реакторе, в голове совершенно не укладывалось настолько мы были уверенны в безопасности и надежности реактора.
Вернулся к себе на первую очередь. Засели, со старшим машинистом в его помещении. Стали думку думать. Что дальше делать? Информации, по прежнему, ноль. Задание никто не отменял, а выполнять его не могу, погас свет на деаэраторной этажерке. А в темноте не поработаешь.
Принимаем решение, провести, йодную профилактика персонала-проще выпить йодного калия. Сейф с препаратами находится в кабинете ст. машиниста. Хотя по правилам эту профилактика проводится по команде НСС или начальника смены радиационной безопасности, но им не до нас. Собираем ребят. Их не много:- четыре машиниста турбин, четыре обходчика, дежурный слесарь, да нас двое. Есть еще машинисты дизельной установки и береговой насосной станции, но они за территорией машзала и, как нам казалось, в безопасности. Еще четыре оператора блочных щитов, но там царство ЗНССов.
В общем, приняли на грудь йодистого калия. Одели респираторы. Разошлись по рабочим местам. Долго описываю, а это произошло в течение получаса. Решение воспользоваться аварийными средствами защиты, вроде бы логично, но инструкция гласила о том, что ими мы могли воспользоваться только по команде НСС или НСРБ. Вот так, и не иначе. Дав такое распоряжение и вскрыв сейф где хранились аварийные средства защиты брал всю ответственность на себя. Я пишу об этом не потому, что я такой умный, просто, время да и инструкции, были такими.
Мои раздумья прервал звонок телефона. Звонил зам. начальника цеха по эксплуатации.
Зам начальника цеха по эксплуатации. Второе лицо в цехе, после начальника. Это, что тот, в виде прокладки, между персоналом и начальником. Прессуют все. Снизу персонал цеха, с верху начальник цеха и зам. главного инженера по эксплуатации, с боков технический персонал цеха, а в придачу, различные службы других цехов и отделов. Только успевай уворачиваться. Работа далеко не мед. А разница по деньгам примерно 30-50 рублей, по отношению к НСТЦ. Нам везло. ЗНТЦ был вторым «Х» после «дедушки Хо», или «два ХА»(Хоронжук и Химач), как ми их называли. С виду шланг, шлангом, но насколько точные выражения он подбирал, каким юмором, обладал, как мог защитить честь цеха на различных планерках и пятиминутках при участии зам. главного инженера, это надо было видеть и слышать. В общем, человек был на своем месте.
Разговор выглядел примерно так: « Как дела?- Да не очень. Что с выводом группы? – Пока приостановлено. Почему?- Нет света. А , что электрики? - Да им не до нас. Почему? – Да там что - то, с четвертым трансформатором, да и с четвертым блоком. А что с ним, стоит? – Да нет, похоже, лежит. Это как? - Информацией не владею, но что то, серьезное». Вот такой разговор. Это что то типа "черенок лопаты сломался". Ну, а что я мог сказать ? Последовала длинная пауза. В общем, человек встал пописать, ну и, заодно, узнать как дела. Узнал. Весь разговор происходил в спокойном тоне, я бы сказал, буднично. Дальше следовали подробности увиденного. Я думаю, что ему спать уже не пришлось.
Дальше получали разрозненную информацию. Общий вывод, которой, заключался в том, что на четвертом блоке произошла серьезная авария, возможно разрушение реактора.
Поступала информация и о пожаре на блоке. Посовещавшись со старшим, решил слазить на крышу машзала. На нее вела лестница, как все пожарные лестницы, снаружи здания.
Поднявшись по ней, пожара в районе четвертого блока я не увидел. Да было зарево, какие- то всполохи, но не пожар. Зря погибли пожарные, пытающиеся сбросить раскаленный графит с крыши четвертого блока. А может быть и не зря? Трудно ответить на этот вопрос. Что было дальше? Да ни чего. Была работа. Была команда НСС пускать первую турбину. Которую, мы начали осуществлять. К утру, начался пуск турбины. Мне, как начальнику смены, полагалось вывести машину на холостой ход. Для этого становишься у маховика системы регулирования и тупо его крутишь. Что, я и делал. Но, впервые, почувствовал дискомфорт. Что, то было не так. Подташнивало, Попросив старшего меня заменить, я отошел в сторону и просто наблюдал за пуском турбины. В общем, все прошло нормально, и к концу смены мы включили турбину в сеть и пошли сдавать смену. Сдача смены прошла штатно. Ну, да авария на четвертом блоке, но У НАС ТО ВСЕ НОРМАЛЬНО..
После сдачи смены, обычный маршрут.
Выход из зоны по переходному мостику в санпропускник, мойка, проверка на стационарных приборах , переодевание и домой.
Но при выходе из зоны уже поставили стол, где восседала знакомая фельдшерица. Стояли пробирки, народ послушно стоял в очереди на сдачу анализов крови. Впереди, за несколько человек от меня, стоял ЗНСС четвертого блока. Не доходя до фельдшера, он развернулся и пошел в сторону зоны. Я его окликнул, но он махнул рукой и пошел дальше. Это была последняя наша встреча. Через некоторое время его не стало. Умер в больнице в Москве.
Ну, а мы, сдав анализ и переодевшись, сели в автобусы и поехали домой. По маршруту автобус делает остановку, как раз напротив четвертого блока, чтобы подобрать дежурного электрика.
Отсюда обычно вид на 3-4 блок, как картинка. Но, 4 блока нет. Точнее, нет части крыши реакторного отделения. Крыша машзала, вроде бы цела, но, я то знаю, что просто от сюда это не видно. А где РЗМ (разгрузочно-загрузочная машина), осуществляющая, замену ТВЕЛов в реакторе)?, ведь, это большая и тяжелая дура, и не заметить ее просто не возможно. Но ее нет.
Ну да ладно мы отработали, впереди отдых.
Приехали в город. Необычно то, что город моют. Ездят поливальные машины и моют улицы. Ну, моют и моют, ладно. Дома встречает жена, делится новостями, расспрашивает. Ответить конкретно ничего не могу.
Старший сын в школе, младший, нет и года, мирно спит. Тревога и виденное не покидают. Неожиданно за завтраком приходит мысль выпить водочки. Наливаю пол стакана, залпом пью. Жена немного в шоке, ведь в ночь на смену. Но говорю надо и иду спать. Снились кошмары. Просыпаюсь с мыслями, что все, что было, это сон. Но, жена развеивает мои мысли, сообщив, что сына раньше отпустили со школы и по городу ползут разные слухи. Как могу, успокаиваю ее, хотя на душе не спокойно. Ведь она инженер по эксплуатации турбинного цеха номер два, того самого, где четвертый блок и сама может понять происходящее. Правда, в настоящее время, декретном отпуске по уходу за ребенком.
После ужина, опять на работу.
Все как всегда. Остановка автобусов. Смена в сборе. Лица, правда, немного встревожены. Едем молча. Первая остановка ОРУ-750, напротив четвертого блока. Отчетливо, в темноте виден блок, его разрушения и зарево, исходящее от места, где располагается реактор. Картина завораживает. Смотрим молча. Вдруг, возглас. « Что стоим? Поехали». Это начальник смены электроцеха. На него зацыкали, но автобус поехал дальше.
Позже я узнал, что в этом месте был прострел примерно в тысячу Рентген. «Желтый лес», это за ним. Но об этом позже.
Прихожу на рабочее место. Встречает сменщик. Делится нерадостными новостями. Третий и четвертый блоки остановлены. Но четвертый понятно.
Наши два блока работают, все на пределе.
Нас затапливает. И третий блок остановлен по факту затопления. В машзал пребывает вода, предположительно из разорванных трубопроводов технической воды четвертого блока.
Стали известны некоторые данные по дозам в районах машин. Хуже всего район четвертой машины, ближе к первой терпимо. Если честно, то цифры ужасают. Цифра порядка 100 и более ренген в час кажутся фантастикой. Еще принимается к сведению сообщение, сказанное на ушко, о возможной эвакуации города. Ну как бы там не было, нужно работать. Принимаем смену.
Дальше идет обсуждение происшедшего прошлой ночью с коллегами по смене. Выяснились некоторые подробности. При аварии погибли два человека. Один из цеха наладки, его нашли и один оператор реакторного отделения, его не нашли. Пятую смену практически в полном составе поменяли еще ночью. И большинство состава смены, а также часть ребят из второй смены, отправили утром и днем в Киев и в Москву, по больницам. Большинство из них впоследствии умерли. Так же выяснилось, что по тревоге был поднят состав пожарной части г. Припяти. Они были направлен на крышу машзала, на тушение пожара, но мне было известно, что пожара, как токового, не было, просто светился раскаленный графит реактора и куски топлива, ну-ка 700 градусов все жеж… . А они просто пытались сбросить все это с крыши. В общем-то герои. Но этот героизм стоил многим жизни.
От всего этого стало страшновато. Особенно беспокоила мысль о возможной эвакуации, информация о которой вскоре подтвердилась. Первый раз я позвонил ночью соседям, телефона у нас не было, и , пригласив к телефону жену, сообщил ей об эвакуации. Как потом рассказывала жена, услышав новость она, придя домой посмотрела на мирно спящих детей и, не зная, что делать. Просто налила в стакан водки и выпила. И это практически непьющий человек.
Но вернемся на станцию. Положение становилось все более угрожающим. Вода подбиралась к боксам, где находились приборы защиты турбин, а также, к закрытым распредустройствам, что грозило не только отключением турбин и реактора, но и оставление второго блока без собственных нужд. А реактор на мощности. Отключение главных циркуляционных насосов, при потере этих самих собственных нужд, грозило оставить реактор без охлаждения. Последствия могли быть самими непредсказуемыми. Не исключено повторение судьбы четвертого блока.
Нужно сказать, что при аварийных работах на блоке привлекался персонал обоих блоков, так как рук не хватало. Ситуацию осложняло еще и то, что не работала штатная вентиляция блоков. Если в мшзале еще это не так сказывалась, там большие площади и наличие сквозняков, то наверху, на деаэраторной этажерке, от разогретого оборудования, температура зашкаливала за сорок и дышать, а тем более работать, было трудно.
Получили команду вести второй блок на останов.
В разгар работ по останову получаем то, чего больше всего боялись. АЗ-5 (аварийная защита пятого уровня). То есть, полное заглушение реактора с остановом главных циркуляционных насосов. Так как, собственные нужды мы потеряли, а запитаться от сети мы не могли. Приплыли. Включились дизеля, от них, запитали самое необходимое. Ну, вроде держимся. Тяжело, но хоть как-то. В машзале грохочут гидроудары в трубопроводах. Грохочет и трясется деаэраторная этажерка, находящаяся над блочным щитом, ходуном ходит пол на блочном, но это привычно. Главное, реактор перешел на естественную циркуляцию. Но это состояние, первой успокоенности, продолжилось недолго.
Первые тревожные ласточки прилетели оттуда, откуда мы их совсем не ждали. Начали отключаться дизеля. Перегрев масла, забиты холодильники. Пока есть резерв, срочно организуем доставку на станцию ремонтной бригады.
Людей не хватает. Приходится изворачиваться и посылать лишь туда, где без них просто невозможно. Тем более, что со старшим мы решили людей держать в боксах, там оказалось самое безопасное место под защитой бетонных стен. Но видно не судьба. Аварийно останавливается первый, последний из работающих, блоков. Вот это уже полный абзац. Сегодня в памяти сохранились отдельные эпизоды, обрывки разговоров, почти сплошной мат, и слова: - А где я возьму вам людей?! Если бы я мог рожать готовых машинистов и обходчиков, я бы, не задумываясь, их родил. Но. Все мы люди. Даже в этом аду, а это был ад по-настоящему, люди теряли сознание от жары, уворачивались от гремящих и раскачивающихся трубопроводов, но делали свою работу. Это все без прикрас и выдумки, даже скорей многое сглажено и стерлось из памяти.
Так вот, как только появлялась свободная минутка, люди звонили и спрашивали, что делать, эвакуироваться мне вместе с семьей или нет. Что я мог ответить? Ну, говорил, что поступай по совести, ты ведь не женщина и не ребенок, сам для себя должен решить. Да и на самом деле ответа я не знал, да и не мог знать. В общем, худо-бедно, но технику мы победили.
И утром, еле волоча ноги, побрели к автобусам. Ехали в город по другому маршруту, то есть, объезжали станцию с тыльной стороны. Отсюда вид четвертого блока выглядел еще более удручающе. Обломки стен, металлоконструкций и баллонов, горой лежали у реактора. Да, нет слов… .
Эвакуация.
Ну, хоть в чем-то мне повезло. Это была последняя, по графику ночь и предстоял отсыпной день и два выходных. Правда, эвакуация. Я решил смотаться на вокзал и поинтересоваться наличием билетов на единственный поезд Хмельницкий-Москва, проходящий через станцию Янов, что примыкала к Припяти. На удивление, поезд ходил и билеты были. Купив билеты на всю семью до Конотопа, а там пересадка на поезд из Киева до Харькова, где жили родители жены, я поспешил домой. Расчет был прост. Вечером на поезд, ночью пересадка и утром в Харькове. Два дня, ну почти два в Харькове. Вечером на поезд до Чернигова из Харькова, а там ранним утром на дизельпоезд Чернигов-Янов и я в Припяти. Успеваю на смену, которая начинается с 16 часов. Маршрут отработан и опробован не раз, сбоев не давал. Но, не в этот раз. Но об этом дальше.
Дома пытаюсь отдохнуть, жена занялась сбором необходимых вещей. Дети играют в квартире. На улицу решили не пускать. Ближе к середине дня, часов в двенадцать, пришел коллега и объявил, что в два часа будет эвакуация города, нужно взять паспорта и самые необходимые вещи. На вопрос о персонале, эвакуироваться ли ему, ответа не было.
Вот и наступили эти два часа.
Под подъезды домов подогнали икарусы-гармошки и женщины, с детьми спокойно, даже, как то буднично, стали в них рассаживаться. Уезжали ведь, не надолго, может максимум на несколько недель, так сказали, что волноваться. Были и мужчины, но их было не много. Город пустел на глазах. Было очень грустно наблюдать это из окна.
Вечером уехали и мы. В последний раз пройдя всей семьей, по практически пусты улицам города. Мужчина с женщиной, один чемодан, два ребенка, один из них в детской коляске. Благополучно добрались до Харькова.
|
Блог О Зоне Отчуждения
Обсуждение
