— Средства массовой информации пестрят сообщениями о превышении «нормального» уровня радиоактивности в том или ином месте. Причем чаще всего речь идет о радиоактивности от природных урана и тория вместе с продуктами их распада. Как правило, такие сообщения идут от экологических активистов, но и жители города выражают понятную обеспокоенность. Сообщается, что уровень радиоактивности в два, двадцать и более раз превышает «норму». Как вы это могли бы прокомментировать?

— Говоря о «норме», многие путают два совершенно разных понятия: обычный, фоновый уровень, существующий в данной местности, и уровень, регулируемый утвержденными нормами радиационной безопасности.

Превышение фона от какого-то опасного вещества часто вообще не характеризует суть дела: есть, например, громадное количество веществ, вообще не присутствующих в природе, поэтому практически любое мизерное и совершенно безопасное их количество будет уже многократным превышением фона.

Радиационный фон на открытой местности обычно составляет порядка 0,1 мкЗв/ч (микрозиверт в час) — это от космического излучения и излучения от распространенных природных материалов. Но во многих местах в мире, где живут люди, он значительно выше.

— Что же такое «норма» в корректном понимании?

— Норма — это вовсе не то, что наблюдается обычно, а пределы, превышение которых особо оговорено в государственных документах. Сейчас в России действуют Нормы радиационной безопасности (НРБ-99/2009, СанПиН 2.6.1.2523–09). Не буду особо углубляться в детали. Но в первом приближении арифметика очень простая. В случае низких эффективных доз облучения (а практически всегда идет речь об очень низких дозах) действующие нормы на открытых территориях регламентируют вовсе не мощность дозы ионизирующего излучения (она обычно измеряется в микрозивертах в час или микрорентгенах в час), а то, сколько микрозивертов человек может получить в год свыше природного фона.

Для человека, не связанного по работе с радиацией, установлена предельно допустимая доза до 5000 мкЗв в год, если в последующие четыре года переоблучения не будет (или же до 1000 мкЗв, если получать такую дозу каждый год). Нам, профессионалам, можно получать в год в 10 раз больше — 50 000 мкЗв.

Если мощность дозы будет в какой-то точке в 20 раз больше фона, это значит, что любой человек может находиться в этой точке в течение года меньше 110 суток, и это будет совершенно безопасно для его здоровья. Ясно, что наличие такой активности может привести к превышению норм только в том случае, если человек будет находиться там каждый день всё рабочее время или будет ночевать, прислонясь всем телом к этому источнику радиоактивного излучения. Если же подвергаться переоблучению ежегодно, то, чтобы получить с такой мощностью дозы всего 1000 мкЗв, нужно находиться вплотную к этой точке 22 полных дня в год. С расстоянием уровень облучения очень резко падает. Поэтому, чтобы нормы не были превышены, достаточно огородить такой источник излучения, чтобы люди там долго не находились.

И уж конечно, не будет никакой опасности, если просто проходить или проезжать мимо. Критерии вмешательства на загрязненных территориях, принимаемые меры и ограничения для постоянного проживания описаны в приложении 5 к НРБ-99/2009.

— Вы сказали о считающейся предельной годовой дозе облучения. А есть ли ограничения на мощность дозы радиации?

— Да, в нормативных документах такие ограничения есть, но только для эксплуатируемых жилых или общественных зданий и мест общественного пользования, где изначально предполагается длительное пребывание человека. Предел установлен на уровне 0,2 мкЗв/ч свыше фона на открытой местности. Эта мощность дозы практически соответствует такой ситуации: человек в течение ряда лет находится в этом помещении половину всего времени и получит примерно те же 1000 мкЗв в год.

— Чего же стоит опасаться?

— Если активность попадает внутрь человеческого организма, например, в виде радиоактивной пыли, то может происходить облучение непосредственно критических органов, причем более длительно, чем когда просто находишься рядом (несмотря на то что радионуклиды в большой степени выводятся из организма). Но на этот счет также имеются определенные ограничения для каждого радиоактивного изотопа.

Если человек будет, например, вдыхать гранитную пыль (с достаточно высоким содержанием урана 25 г на тонну), то, чтобы нормы были превышены, работающий персонал должен в год вдохнуть около 20 кг пыли, а дети в возрасте 12–17 лет — 1 кг. Причем эта величина определяется химической токсичностью урана, а не его радиоактивностью. Понятно, что килограммы гранитной пыли вдохнуть нереально.

Конечно, когда речь идет о радиационных авариях на реакторе или о работе с отработавшим ядерным топливом, то ситуация совершенно иная. После чернобыльской аварии в воздух попало много пыли, состоящей из частиц ядерного топлива и реакторного графита с очень высокой удельной активностью, такие частицы могут значительно повредить организму, даже когда их общая измеренная радиоактивность сравнительно невелика.

— А может быть, не стоит допускать облучение, даже близкое к норме, ведь верхняя границы нормы — это уже предел, дальше возможно ухудшение здоровья? Может быть, эти нормы недостаточно строгие?

— Нет, не совсем так. Действительно, существует принцип поддержания на возможно низком уровне индивидуальных доз облучения с учетом экономических и социальных факторов. Кроме того, нормы со временем только ужесточаются, а не смягчаются. Но здесь исходят из реальной практики облучения, а допустимые дозы всегда намного ниже, чем те, которые представляют хоть какую-то доказанную опасность. О недоказанной опасности говорить не следует — иначе человеку вообще ничего потреблять нельзя. Мы говорили, что максимальная допустимая годовая доза для населения — 5 тыс. мкЗв, а для профессионалов — 50 тыс. Но ниже 100 тыс. мкЗв — вообще никакого заметного статистически значимого воздействия на здоровье не обнаружено. Так что нормы очень строгие — с избытком, и по другим аспектам тоже.

— Каковы должны быть действия властей города, если в той или иной его точке обнаружены источники такой небольшой радиоактивности? Как вы относитесь к высказанным мэром Сергеем Собяниным планам вывезти из Москвы давно там находящийся радиоактивный грунт?

— Если на местности обнаружена сравнительно небольшая радио­активность естественного происхождения, следует не ворошить ее, а огородить — и наиболее опасные места просто забетонировать. Укрепить склоны, чтобы не было сползания грунта, обеспечить регулярный контроль. Этого более чем достаточно, и это сравнительно дешево. Зачем же делать дорогие работы с вывозом грунта неизвестно куда? Такие работы, между прочим, более опасны. Хотя можно догадаться зачем…

— А как вы относитесь к планам построить транспортную магистраль вблизи точек с повышенной радиоактивностью?

— С моей точки зрения, это практически безопасно, в особенности если не копать конкретно в этих точках и все работы в этих местах осуществлять с профессиональным дозиметрическим контролем. Следует доверять «Радону» и другим организациям, которые осуществляют такой контроль. Они вряд ли заинтересованы в том, чтобы скрывать опасность. Наоборот, если какие-то дополнительные работы потребуются, они же будут хорошо оплачиваться. Если еще и общественники захотят участвовать — пожалуйста, надо их не отталкивать, а объяснять реальную ситуацию.

— Какие мифы и неправильные представления о радиации чаще всего встречаются в сообщениях СМИ или постах в социальных сетях?

— Кроме этого непонимания термина норма, типичное заблуждение у не вполне информированных людей такое: они считают, что если человек получил какую-то опасную дозу и как-то пострадал, то от дозы, например, в 1000 раз меньшей пострадает в такой же степени каждый тысячный человек.

Такие оценки базируются на старой теории о линейной беспороговой зависимости риска стохастических эффектов, приводящих к заболеваниям, от дозы (LNT). Эта теория возникла еще в начале 1950-х годов. Хотя оценки на ее основе записаны в НРБ-99/2009, уже давно показано, что эта простая теория не соответствует действительности и, как я уже говорил, ниже дозы 100 000 мкЗв вообще никакого воздействия на человека не наблюдается и никакого риска нет.

А дальше, с увеличением дозы, риск онкологических заболеваний и наследственных эффектов начинает очень медленно увеличиваться, хотя вначале его трудно различить на фоне других факторов. Если же говорить о легком заболевании, вызванном переоблучением, то тут доза должна быть еще в 10–20 раз больше. Так что действующие ограничения сделаны с большим запасом.

Еще типичная ошибка — люди считают, что радиацией можно «заразиться». Это неправильное выражение, которое искажает суть дела. Радиацией можно только загрязниться, испачкаться, отравиться. Но от материала и от человека к человеку ­радиоактивное загрязнение передается в количестве на много порядков ниже исходного. И уж конечно радиоактивность не размножается подобно вирусу. В этом смысле она не столь опасна.

Иногда в СМИ или соцсетях сообщают о каких-то «скачках радиации», которые власти города объясняют аппаратурными эффектами, но жители в такие объяснения не верят. На самом деле стационарные дозиметры у нас иногда начинают барахлить (особенно разъемы) из-за меняющейся влажности, неаккуратного обращения и т. д. Это, конечно, нехорошо, но ничего страшного. Правильность показаний этих приборов легко проверить: подойти с другим переносным дозиметром — и всё будет ясно. В принципе, какое-то увеличение радиоактивности возможно также в результате выделения газообразных радона-222 или радона-220 — продуктов распада урана и тория, если где-то начали ворошить, копать. Но это короткоживущие нуклиды, и повторюсь: кратковременное облучение такого уровня практически безопасно. Главное — не подвергаться такому воздействию постоянно.

— Согласитесь, что в радиофобии в какой-то степени виноваты и ученые, которые мало занимаются популяризацией своих знаний.

— Да, на нас лежит такая ответственность. Страх появляется от незнания. Зачастую люди страдают от радиофобии больше, чем от самой радиоактивности. На недавней нашей международной конференции по изотопам 10 ICI, проходившей на этот раз в экзотической Малайзии, подробно обсуждался вопрос: что нужно предпринять, чтобы население понимало действительное положение вещей. Я высказал там мнение, что радиационной грамотности надо учить детей еще в школе — может быть, они и родителям потом объяснят. Во всем мире широко распространена ядерная медицина, использующая радиоактивные изотопы для диагностики и терапии. Наша страна, к сожалению, в этом сильно отстает даже от уровня многих развивающихся стран. И одна из причин недостаточного распространения этого очень эффективного подхода — радиофобия.

Среди борцов за экологическую безопасность не видно ученых-ядерщиков. Там есть люди, называющие себя экспертами, учеными, — но они на самом деле в этих делах не очень разбираются. Специалистам, которые постоянно работают с гораздо большей активностью, смешны все эти страхи, и они редко занимаются популяризацией — им не хочется снова и снова объяснять «таблицу умножения». Но нам, ученым, тем не менее, необходимо этим заниматься, и делать это регулярно.

Особенно важно, чтобы разъяснения давали люди, которые по своей деятельности не связаны непосредственно с обсуждаемой проблемой, чтобы не было подозрений в их ангажированности. Меня, например, в этом не стоит подозревать, я критикую и коллег из Росатома, если для этого есть основания.

При этом не стоит пугать людей, называя продукты переработки природного сырья «радиоактивными отходами» (вообще-то тогда уж все отходы радиоактивны — знали бы они, что такое настоящие радиоактивные отходы!), «это радиоактивные могильники», «активность в шесть раз больше, чем в Припяти», «на кону человеческие жизни»… Я цитирую только то, что сам видел в публикациях… Не надо нагонять страх.

Радиоактивность — неотъемлемая часть нашей жизни; это серьезное дело, требующее понимания и уважения.