Дата: Воскресенье, 05.07.2020, 02:10 | Сообщение # 6
Гадский Админ
Администрация
Сообщений: 2580
Статус: Online
Вопросы, на которые нельзя получить ответы
Александр Одинцов, бывший сотрудник - НИКИЭТ (мл.н.с.), ВНИИАЭС (руководитель группы)
34 года назад 26.04.1986 на 4 блоке ЧАЭС произошла крупнейшая техногенная катастрофа, трагедия общенационального масштаба, мистически-знаковое событие, обозначившего кардинальную смену вектора нашего национального развития, который вскоре под лозунгами свободного рынка вверг нашу страну в новое «смутное время».
«Третий ангел вострубил, и упала с неба большая звезда, горящая подобно светильнику, и пала на третью часть рек и на источники вод. Имя сей звезде "полынь"; и третья часть вод сделалась полынью, и многие из людей умерли от вод, потому что они стали горьки», (Апока́липсис, Откровение святого Иоанна Богослова, 8:10-11)
Ущерб от аварии был схож с последствиями войны с ограниченным применением ядерного оружия, а экономические и нравственные потери легли непосильной ношей на плечи государства, бывшего вторым полюсом мира. Суммарные потери от аварии за период с 1986-1990 г.г. оцениваются в 200 млрд.руб.[i] - около 48 % годового бюджета СССР 1986 г. Авария вызвала активную критику власти со стороны граждан и стала первым актом трагедии, положившей начало процессу развала СССР.
Накануне аварии
Наступил вечер. Была пятница, стояла отличная погода. Ничего не подозревавшие жители г. Припяти гуляли. Матери укладывали своих детей спать. Если бы мы прошли по дороге через лес к станции, то увидели бы здание 3-4 блока, и услышали тихое и мирное «урчание» реактора. Прямо перед нами - ставший потом печально известным силуэт трубы, устремленный вверх. Освещенный мощными лампами, ночью он представлял собой невероятно красивое зрелище. Все это напоминало межзвездный космический корабль, который готов был взмыть в небо.
Никто и нигде еще не знал, какая трагедия планетарного масштаба развернется здесь в течении нескольких часов. Но если бы мы попали в это время на щит управления реактором, то увидели бы здесь совершенно другую картину. Судьба всячески сопротивлялась этой аварии, не один раз принуждая персонал к завершению своей безответственной деятельности. Но злой рок уже вершил свои дела: несмотря на отчаянное сопротивление реактора, стремившегося как живой организм сохранить свою работоспособность, злой умысел и карьеризм одних - боязнь, безответственность и непрофессионализм других совершил невозможное.
Неужели ни у кого из них не было сомнений? «Что творите, братцы! Гляньте вокруг. Рядом, рукой подать, древние города: Чернобыль, Киев, Чернигов, плодороднейшие земли нашей страны, цветущие сады Украины и Белоруссии... В Припятском родильном доме регистрируются новые жизни! В чистый мир они должны прийти, в чистый! Опомнитесь! Но никто не опомнился, никто не крикнул..» Г.Медведев («Чернобыльская тетрадь»)[ii].
Слишком много странностей
Что знает наш «средний» гражданин об этой аварии? Знает ли он, что причина аварии на ЧАЭС абсурдна, и хотя реактор имел недостатки, все его системы были исправны. Авария произошла в результате сомнительного эксперимента «выбега» с целью выяснить возможности обеспечения аварийного питания оборудования АЭС за счет энергии инерции турбины, проведенного по программе, не согласованной ни с одной из вышестоящих организаций. И самое важное, с многочисленными отступлениями от ее положений, которые оказались крайне трагичными (!). И все это в условиях сверх регламентированной советской системы (и тем более секретной атомной энергетики). Не слишком ли много странностей ?
Академик В.Легасов о программе[iii]:«Программа этой проверки была составлена крайне небрежно, не согласована ни физиками станции, ни конструктором реактора, ни проектантом, ни представителями Госатомэнергонадзора. Тем не менее, она была утверждена главным инженером и затем им лично не контролировалась и изменялась и нарушалась в процессе исполнения. Низкий технический уровень, низкий уровень ответственности этих людей - это не причина, а следствие. Следствие их низкого нравственного уровня».
Согласно Докладу №1 (INSAG-1) для МАГАТЭ[iv] реактор имел все необходимые защиты для спасения реактора: «Конструкция реакторной установки предусматривала защиту от подобного типа аварий с учетом физических особенностей реактора, включая положительный паровой коэффициент реактивности.» Но с целью предотвращения остановки реактора для продолжения эксперимента в случае неудачи персоналом часть защит были заблокированы ![v].
Любой специалист, хотя бы немного понимающий в физике ядерного реактора, придет в полный ужас, когда будет вникать в действия организаторов эксперимента. Как пишет академик В.Легасов[vi]:«…ошибки, которые совершили операторы …, сами по себе, являются чудовищными: поведение руководства станции является трудно‑объяснимым; наказание виновников … правильным; потому, что действия не соответствовали нормативным требованиям и показали несоответствие должностным требованиям тех людей, которые действовали в этой обстановке… – это вина должностных лиц».
По мнению одного из отцов атомной энергетики СССР, академика Александрова[vii]: «Двенадцать раз (!) регламент эксперимента нарушает нашу инструкцию по эксплуатации АЭС. В страшном сне не приснится такое. Одиннадцать часов АЭС работала с отключенной САОР! Как будто дьявол руководил и подготавливал взрыв».
Один из свидетелей аварии, работавший 26 апреля на 4 блоке Юрий Андреев, президент "Союза Чернобыль Украины", руководивший сменой операторов Чернобыльской АЭС второго блочного щита в интервью БиБиСи[viii] делает вывод, что к аварии вела сами программа испытаний:
«Причина всей аварии - в программе испытаний. Уже через много лет после аварии, где-то в 2000 году, я наложил программу испытаний на очевидную версию причин аварии и увидел, что если выполнять программу испытаний буквально, от первого до последнего пункта, то аварии избежать невозможно…».
Самое интересное, что с персонал знакомился с программой не заранее, а в ходе своей смены. Руководство не понимало опасности этого эксперимента. Как свидетельствует Юрий Трегуб, начальник смены блока N4[ix]: "25 апреля 1986 года я заступил на смену… Я поначалу не был готов к испытаниям… только через два часа, когда вник в суть программы. При приемке смены было сказано, что выведены системы безопасности…. Только после того, как я внимательно ознакомился с программой, … тогда у меня появилась куча вопросов …. Программа мне не понравилась своей неконкретностью. Видно было, что ее составлял электрик …из Донтехэнерго…».
А вот еще одна странность, имелся приказ[x] директора ЧАЭС о том, что при таких испытаниях должен был присутствовать представитель отдела ядерной безопасности (ОЯБ). И он, может быть, не позволил бы так издеваться над ядерным реактором. На вопрос прокурора «Почему ОЯБ не дежурил 26 апреля…?», Н.Карпан, заместитель Главного инженера, ответил следующее: «…25 апреля должен был дежурить Анатолий Чернышев (в прошлом опытный СИУР) и он был к этому готов. Но останов блока перенесли на 26 апреля, а позвонившему на работу днем 25 апреля Чернышеву сказали, что испытания закончены и он свободен.»
Кадры решают все
Согласно Докладу №1 (INSAG-1) для МАГАТЭ [xi]:
«Основным мотивом поведения персонала было стремление быстрее закончить испытания. Нарушение установленного порядка при подготовке и проведении испытаний, нарушение самой программы испытаний, небрежность в управлении реакторной установкой свидетельствуют о недостаточном понимании персоналом особенностей протекания технологических процессов в ядерном реакторе и о потере им чувства опасности… Таким образом, первопричиной аварии явилось крайне маловероятное сочетание нарушений порядка и режима эксплуатации, допущенных персоналом энергоблока».
Как считает Г.Медведев[xii], атомщик профессионал, который участвовал в строительстве ЧАЭС в должности заместителя главного инженера станции, смена Юрия Трегуба, которая в 24.00 25.04.1986 сдала смену Александру Акимову, была более опытной и вряд ли допустила аварию. Начальник смены блока Александр Акимов никогда не работал СИУРом (СИУР- старший инженер управления реактором). СИУР Топтунов Л.Ф.: 26 лет, стаж работы СИУРом - 8 месяцев[xiii]. По свидетельству Главного инженера ЧАЭС Фомина «СИУР Топтунов был не очень опытен, не имел навыков работы в переходных режимах», Акимов «был неопытным, молодым специалистом». Некоторые специалисты считают, что при переносе испытаний смену надо было усилить, но парадоксальным образом это сделано не было. Только опытный физик Ю.Трегуб (начальник смены блока), работавший в предыдущую смену, решил остаться и посмотреть эксперимент.
Как считает[xiv] академик Александров, передача станции (и ряда других АЭС) из Минсредмаша, полувоенного, но образцового ведомства, курировшего значительную часть АЭС, была первой ошибкой, приведшей к аварии. В Минсредмаше «…были профессионалы и по-военному дисциплинированные люди, чётко соблюдающие инструкции…». По мнению Г.Медведева[xv]: «… центральный аппарат Минэнерго СССР…, в канун Чернобыля были некомпетентны в атомной специфике».
По свидетельству Г.Медведева[xvi]: «…Фомин, электрик по опыту работы и образованию, был выдвинут на Чернобыльскую атомную станцию с Запорожской ГРЭС (тепловая станция), до которой работал в Полтавских энергосетях…Минэнерго СССР не поддерживало кандидатуру Фомина. На эту должность предлагали В. К. Бронникова, опытного реакторщика. Но Бронникова не утвердили в Киеве… Фомин — жесткий, требовательный руководитель. Хотим его. И Москва уступила. Кандидатуру Фомина согласовали с отделом ЦК КПСС, и дело было решено. Цена этой уступки известна...».
«Брюханов был совсем молодой — тридцати шести лет от роду. По профессии и опыту работы он турбинист… Выдвинулся на Славянской ГРЭС (угольной станции), где хорошо проявил себя на пуске блока… инженер он хороший …, но вот беда — не атомщик. А это, … как показал Чернобыль, самое главное. На атомной станции надо быть прежде всего профессионалом-атомщиком... Курирующий Славянскую ГРЭС замминистра из Минэнерго Украины заметил Брюханова и выдвинул его кандидатуру на Чернобыль...».
Предыдущие испытания 1985 года проводились[xvii] на энергоблоке №3 ЧАЭС под руководством профессионального физика, заместителя главного инженера по науке Н.В.Карпана. Они были якобы (!) успешны, но зарегистрировать результаты испытаний не удалось. Остается неясным, почему это эксперимент вдруг был перепоручен А.Дятлову, бывшим далеко не идеальной фигурой? Как сказал сам Н.Карпан[xviii]:«…я все время пытаюсь понять, почему эксперимент по выбегу ТГ проводился только на ЧАЭС? И почему только на блоках, которыми руководил Дятлов, отличавшийся КРАЙНЕ резким отношением к любому постороннему вмешательству в его хозяйство?»
Григорий Медведев в 1973 году проводил собеседование с А.Дятловым и был против приема на работу в реакторный цех, но его спасла протекция директора ЧАЭС В.Брюханова [xix]: «По анкете значилось, что работал он заведующим физлабораторией на одном из предприятий Дальнего Востока, где … занимался небольшими корабельными атомными установками... На АЭС никогда не работал. Тепловых схем станции и уран-графитовых реакторов не знает… Слушать его было нелегко, характер в нем ощущался тяжелый.
Я доложил Брюханову, что принимать Дятлова на должность начальника реакторного цеха нельзя. Управлять операторами ему будет трудно не только в силу черт характера (искусством общения он явно не владел), но и по опыту предшествующей работы: чистый физик, атомной технологии не знает.
Брюханов …сказал, что подумает. Через день вышел приказ о назначении Дятлова заместителем начальника реакторного цеха … Прогноз относительно Дятлова подтвердился: неповоротлив, тугодум, тяжел и конфликтен с людьми...
После моего отъезда Брюханов стал двигать Дятлова, он стал начальником реакторного цеха, а затем и заместителем главного инженера по эксплуатации второй очереди атомной станции.»
Героизм сотрудников ЧАЭС
Вместе с тем, персонал станции и пожарники, прибывшие на тушение пожара (большинство из них погибло) проявили беспримерной героизм. В момент аварии на станции был сплошной ад. Люди встретили это с предельным героизмом - никто не покинул своих рабочих мест.
Сотрудники среднего звена станции не несут ответственности за аварию. Тот же Александр Акимов, умерший в больнице в мае 1986 и говоривший «Я все делал правильно. Не понимаю, почему так произошло» и другие сотрудники, как могли, противились нарушению регламентов ядерной безопасности АЭС, но они надеялись на удачу, боялись и не могли ослушаться своего руководства.
Вопросы к официальной версии
К сожалению, большинство СМИ как «под копирку» пиарят «официальную», полностью не доказанную сомнительную версию о начале аварии после сброса стержней (СУЗ) аварийной защиты (нажатия кнопки АЗ5), которые якобы из-за конструкции стержней (так называемый «концевой эффект») не заглушили, а наоборот разогнали реактор.
Действительно, концы стержней, сделанные из соображений экономии нейтронов из графита (являющимся плохим поглотителем нейтронов), в начальный момент движения вытесняли воду (которая поглощает нейтроны), что способствовало ускорению реакции в нижней части зоны. Эта особенность была хорошо известна и могла проявиться только в случае, если в нарушение технологического регламента почти все из ~200 стержней перед срабатыванием аварийной защиты были выведены из активной зоны.
Иная точка зрения заключается в том, что кнопка АЗ5 была нажата при появлении первых признаков аварии - роста мощности или даже взрыва. Этот начальный рост мощности был предопределён действиями, выполненными оперативным персоналом в ходе выполнения эксперимента на фоне положительного значения парового коэффициента реактивности. Поэтому причина нажатия кнопки АЗ5 является ключевым вопросом!
Согласно Доклада Комиссии Госпроматомнадзора (ГПАН) СССР (1991 г.) «…Исходным событием аварии было нажатие кнопки сброса стержней аварийной защиты ( кнопка АЗ-5 ) старшим инженером управления реактором с целью заглушения реактора по причине, которая достоверно не установлена. Причиной аварии является неуправляемый рост мощности реактора, который на начальной стадии возник из-за увеличения положительной реактивности в активной зоне реактора, внесённой вытеснителями стержней СУЗ»[xx]. В дальнейшем и в более поздних официальных документах данная версия была признана в качестве основной. Обратите внимание на главную странность этого заключения – причина сброса аварийной защиты не установлена. Но совершенно ясно, что за исключением плановой остановки реактора ее просто так не включают !
Основной аргумент против официальной версии крайне прост - согласно той же информации об аварии[xxi] «Из записи в оперативном журнале… "01 ч. 24 мин. Сильные удары, стержни СУЗ остановились, не дойдя до НК (нижних концевиков). Выведен ключ питания муфт".
То, что стержни не пошли вниз до конца, свидетельствует о том, что к моменту нажатия кнопки аварийный процесс уже шел полным ходом и его результаты были налицо: активная зона и каналы были частично повреждены, что не позволило сработать аварийной защите. Т.е. как такового работающего реактора в этот момент уже не существовало (!).
Отметим, что в первом докладе, сделанном для МАГАТЭ, Доклад №1 (INSAG-1), в 1986 г.[xxii] концевой эффект стержней как фактор аварии не рассматривался вообще.
Камни не исполняют желаний. Их исполняем мы сами, четко следуя однажды выбранному пути. - майор Кальтер - Свинцовый закат
Дата: Воскресенье, 05.07.2020, 02:12 | Сообщение # 7
Гадский Админ
Администрация
Сообщений: 2580
Статус: Online
Также известно, что кпопка АЗ5 была нажата дважды[xxiii] (один раз ее нажал оператор в 1.23.39, второй сигнал АЗМ-АЗРС сформирован автоматикой в 1.23.41.), хотя для безостановочного движения стержней (в до аварийном исполнении) ее надо было удерживать постоянно. Этот факт ставит под сомнение действенность самого эффекта «вытеснения»[xxiv]: «нажимается кнопка АЗ-5. Но рост мощности быстрый, а скорость стержней аварийной защиты всего 0,4 м/с. Оператор решает ускорить ввод стержней-поглотителей: он отпускает кнопку АЗ-5 и обращается к ключу КОМ, обесточивая муфты приводов стержней СУЗ. Как только оператор отпустил кнопку АЗ-5 стержни-поглотители остановились. Кнопку удерживали приблизительно одну секунду…, за это время стержни успели переместиться всего на 0,3 м в соответствии с разгонной характеристикой.»
Из абсолютно авторитетных показаний Ю. Трегуба, начальника предыдущей смены 4-го блока следует[xxv], что первые признаки аварии были четко слышны в момент начала испытаний на выбег в 01 час 23 минуты 04 секунды 26 апреля 1986 года (до нажатия кпопки АЗ5)[xxvi]:
«Начинается эксперимент на выбег…Мы не знали, как работает оборудование от выбега, …первые секунды … появился какой-то нехороший такой звук. Я думал, что это звук тормозящейся турбины... как если бы "Волга" на полном ходу начала тормозить и юзом бы шла. Такой звук: ду-ду-ду-ду… Переходящий в грохот. Появилась вибрация здания. Да, я подумал, что это нехорошо. Но что это - наверно, ситуация выбега.
БЩУ дрожал. Но не как при землетрясении. Если посчитать до десяти секунд - раздавался рокот, частота колебаний падала. А мощность их росла. Затем прозвучал удар. Я из-за того, что был ближе к турбине, посчитал, что вылетела лопатка. Но это просто субъективное, потому что я ничего такого никогда не видел…
Киршенбаум крикнул: "Гидроудар в деаэраторах!" Удар этот был не очень. По сравнению с тем, что было потом. Хотя сильный удар. Сотрясло БЩУ. И когда СИУТ крикнул, я заметил, что заработала сигнализация главных предохранительных клапанов. Мелькнуло в уме: "Восемь клапанов… открытое состояние!" Я отскочил, и в это время последовал второй удар. Вот это был очень сильный удар. Посыпалась штукатурка, все здание заходило… свет потух, потом восстановилось аварийное питание… Открытие одного ГПК [прим.автора - главного предохранительного клапана] - это аварийная ситуация, а восемь ГПК - это уже было такое… что-то сверхъестественное...».
Таких свидетельств не одно. Тот самый нехороший звук, который услышал Трегуб (и не только он) было реальным началом развития аварийной ситуации, когда сначала пар пошел в зону, а затем за счет кризиса теплоотдачи (отсутствия нормального охлаждения топливных каналов) началось разрушения топливных сборок (ТВС). Те самые гидроудары, которые слышали также многие – следствие срыва (см.ниже) и кавитации насосов ГЦН, которые не могли качать пар. [прим.автора: Кавитация[xxvii] - процесс образования и последующего схлопывания пузырьков в потоке жидкости, сопровождающийся шумом и гидравлическими ударами, образование в жидкости полостей (кавитационных пузырьков, или пустот), которые могут содержать разреженный пар. Иногда это явление называют «холодным кипением». В результате схлопывания[xxviii] пузырьков образуются ударные волны, которые повреждают металлические поверхности. ] Затем в реакторе произошел взрыв. Возможно, при самых первых признаках аварии еще можно было сбросить аварийную защиту (но только до момента начала разрушения каналов) и запустить преступно заблокированную аварийную систему охлаждения реактора САОР.
Аналогичные свидетельства цитируются по результатам опроса персонала[xxix]:
«через несколько секунд после начала испытаний послышался гул низкой частоты, объемный, похожий на раскат разгрома, зашатались колонны в помещении, послышались мощные удары сверху, с потолка посыпалась штукатурка, крошка, плитка, в машинном зале в районе ТГ7 по ряду Б рухнули железобетонные плиты кровли, не дойдя до 8-ой машины, после чего потух свет во всем машинном зале, на БЩУ, во всем блоке; через несколько секунд зажёгся аварийный свет; пересиливая шум, окриками операторы пытались выяснить, что произошло».
«После этого была дана команда на останов и аварийное расхолаживание реактора. Все эти шумные события имеют объяснимое происхождение, однако не могут быть точно привязаны ко времени. Однако отсюда следует вывод о том, что кнопку АЗ-5 нажали не только после начала роста мощности, но уже и после начала разрушения реактора». [xxx]
Из рассказа свидетеля Лысюка Г.В. (мастер ЭЦ).[xxxi]:
«Испытания… До конца отработки этой программы я не досмотрел - меня что-то отвлекло. Наверно, это был крик Топтунова: «Мощность реактора растет с аварийной скоростью!»…Акимов быстрым резким движением подскочил к пульту, сорвал крышку и нажал кнопку «АЗ-5»»
Персонал опоздал с нажатием кнопки, что признает и сам А.Дятлов. На самом деле все надеялись, что они смогут нажать спасительную кнопку АЗ5 и реактор будет все равно заглушен[xxxii]:«Почему Акимов задержался с командой на глушение реактора, теперь не выяснишь… но я тогда, а тем более сейчас, не придавал этому никакого значения – взрыв бы произошел на 36 секунд ранее, только и разницы».
И это не мудрено, поскольку персонал загнал реактор в практически неуправляемое состоянии (ксеноновое отравление, низкий уровень мощности 200 МВТ, не предназначенный для работы, почти все стержни выведены из зоны), когда увидеть этот разгон было выше человеческих возможностей, а основная автоматика была отключена.
А вот картина, описанная В.Федуленко[xxxiii]: "Эксперимент почти закончили, реактор работал неустойчиво. Слышен был шум в насосном помещении (кавитационный грохот… например, при расходе, превышающем оптимальный, и повышенной температуре воды на входе ГЦН). В насосную был послан оператор, чтобы выяснить, что там происходит. В этот момент... оператор…заметил небольшой рост мощности реактора, связанный с ростом количества пара в каналах (на входе в каналы вода практически с температурой насыщения; питательная, холодная вода в реактор не поступает, расходы выше номинальных). Ситуация напряженная, стержни автоматического регулирования мощности бездействуют. Принято вполне разумное решение остановить реактор «кнопкой» аварийной защиты".
Как следует из доклада Легасова (Доклад №1 INSAG-1)[xxxiv], кпопка АЗ5 была нажата из-за аварийного поведения реактора, это же следует из приведенного выше свидетельства В.Федуленко.
Чтобы объяснить возможность разгона реактора, было сделано много попыток доказать это с помощью расчетов, однако здесь имеется большая чувствительность к входным данным, что не исключает возможности спекуляций.
Комиссия ГПАН 1991 г. отмечает «…в исследованиях НИКИЭТ], исследованных другими организациями, отмечается большая чувствительность результатов к небольшой вариации исходных данных». При этом О.Новосельский считает, что сделать такие расчеты корректно без соблазна их подгонки сделать практически невозможно из-за сложности процессов, происшедших во время аварии[xxxv]. По его мнению пустотный эффект имеет намного больший вес, чем концевой, кроме того, возникший при этом разгон «выжег» ксенон, который накопился в реакторе за счет попадания его в «йодную яму», что еще сильнее разогнало реактор.
Согласно официальной версии разгон занял секунды, сам аварийный процесс около 10 сек. Но даже официальные комиссии и международные эксперты признали, что ряд работ не подтверждают разгон реактора за столь малое время за счет только одного концевого эффекта.
Согласно доклада ГПАН (1991 г.)[xxxvi]:
«…в работе американских специалистов[xxxvii], выполненной на основе информации, подготовленной специалистами СССР для МАГАТЭ, указано: "Расчеты не подтверждают утверждение об изменении мощности и взрыве в течение минуты испытаний". Этот же вывод содержится в отчете НИКИЭТ[xxxviii], выпущенном в 1990 г., и в публикации директора НИКИЭТ Е.О.Адамова[xxxix].»
Однако существует ряд работ, авторы которых пытаются показать возможность разгона реактора на концевом эффекте, например В. А.Халимончук со авторами[xl], работа директора ВНИИАЭС А.Абагяна со авторами[xli].
Решение вопроса времени взрыва и нажатия кпопки было предложено очень интересной гипотезой Бориса Горбачева (центр "Укрытие" Национальной Академии Наук Украины), который является наиболее последовательным критиком официальной версии[xlii]:
«… в 1997 г. вышла серьёзная научная работа[xliii], в которой на основании анализа сейсмограмм, полученных сразу на трёх сейсмостанциях, расположенных на расстоянии 100-180 км от ЧАЭС, были получены наиболее точные данные об этом происшествии. Из них следовало, что в 1 час 23 мин. 39 сек (±1 сек) по местному времени в 10 км к востоку от ЧАЭС произошло "слабое сейсмическое событие"… Тротиловый эквивалент его интенсивности составил 10 т…”.
По версии Горбачева, которая имеет очень веские объективные основания, этот сигнал мог быть вызван только взрывом на самой ЧАЭС, поскольку версия, что авария на ЧАЭС вызвало некое загадочное землетрясение, случившее за 10 секунд до начала аварии, не выдерживает никакой критики. Отсюда следует, что вероятнее всего, взрыв произошел не через 10 сек (в 01ч 23м 49с, примерно в 1 ч 24 мин), после нажатия кнопки, а непосредственно перед ее нажатием (или в момент нажатия), при этом основные первичные данные об аварии были сфальсифированы (!) Время регистрации толчка поразительно точно совпадает со временем нажатия кнопки АЗ5 (!).
Но то, что истинная причина аварии так до конца не установлена, что признают (!) и официальные документы (доклады доклада ГПАН (1991 г.) и последнего доклада для МАГАТЭ INSAG-7(1993 г.)[xliv] «По-видимому, никогда не удастся узнать наверняка, соответствует ли действительности эта версия возникновения аварии”.
О сериале Чернобыль
Недавно снятый достаточно неплохой англо-американский сериал «Чернобыль», который хотя во многом и отражает реальную картину событий, но также в качестве причины отрабатывает ту же официальную версию. И это абсолютно не случайно - ибо в разыгранной сложнейшей шахматной партии какие-то ее участники пытаются вывести общество на ложный след!
Авторы фильма полностью искажают позицию покойного академика В.Легасова, смерть которого покрыта завесом тайны, который якобы открыл правду на суде, озвучив версию сброса защиты и роковую роль концевого эффекта. Авторы умудрились сделать эту версию не официальной, а наоборот запретной!!! За «открытие» которой академика потом якобы затравили, при этом Доклад №1 (INSAG-1) для МАГАТЭ[xlv] который делал В.Легасов, оказывается покрыт ложью, так как его «заставляли лгать». Это крайне интересная позиция свидетельствует очень о многом (!). На самом деле, все было ровно наоборот: затравили академика вероятнее всего за тот самый доклад для МАГАТЭ, который содержал в целом правильные причины аварии. Концевой эффект стержней в этом докладе как фактор аварии не рассматривается вообще (!).
«Это все — выдумки. В реальности выступление его в МАГАТЭ как раз и было правдой, которую Легасов намеревался сказать миру — во многом благодаря поддержке члена Политбюро, председателя Совета министров СССР Николая Рыжкова. После прочтения текста доклада Легасова и других сотрудников Курчатовского института Оборонный отдел ЦК КПСС предложил привлечь его авторов к партийной и государственной ответственности, но Рыжков написал резолюцию: «В свет!»[xlvi]
Доклад Легасова для МАГАТЭ
Доклад Легасова видит основную причину аварии в программе испытаний и ошибках персонала, но уже следующий (!) доклад Комиссии Госпроматомнадзора (ГПАН) СССР, 1991 г. (так называемый доклад Н.Штейнберга, бывшего руководителем комиссии) опираясь на формальное толкование нормативных документов, фактически опровергает его многие верные выводы, во многом снимая вину с персонала и концентрируясь на недостатках конструкции реактора. Но нашелся принципиальный специалист, заместитель Председателя комиссии В.А.Петров, который направил письмо с отказом[xlvii] подписывать документ: «…направленность доклада, его логика, объем затронутых проблем не соответствует моему пониманию темы, заданной заголовком». (!)
Интересно, что Г.Копчинский, чиновник из аппарата ЦК КПСС, который как считает Владимир Комаров, в критический момент самозаглушения реактора дал указание Дятлову на безусловное проведение рокового эксперимента (!)[xlviii], также считает доклад Легасова ложным, тогда как доклад 1991 г. правдивым: «… через год МАГАТЭ потребовало от СССР объяснений, пришлось обнародовать истинные результаты расследования правительственной комиссии. А в 1991 году группа Штейнберга подготовила более полный и подробный доклад».
Из этого следует, что комиссия Штейнберга, возможно, выполнила указание МАГАТЭ о переформатировании фабулы доклада, который по прежнему (!) так сильно беспокоит наших зарубежных коллег. И это опять неспроста!
Обратимся теперь к посмертным воспоминаниям академика Легасова и мы увидим, что стерта имена та кассета, где разбираются причины аварии, а именно[xlix]:
«Конечно, то что произошло на Чернобыле имеет… конкретных виновников… Перед проведением экспериментов … не разыгрывались ситуации…:– а можно ли реактор оставлять на мощности при прекращении подачи пара на турбину;…– а что даст подключение четвертых насосов ГЦН (главных циркуляционных насосов). …Пренебрежение к точке зрения Конструктора и Научного руководителя было полным. С боем нужно было…(запись стерта)»
Значит - кто то, очень влиятельный (!), не хотел, чтобы эти данные увидели свет. Возможно мы никогда не узнаем, о чем хотел поведать миру академик, но все перечисленные академиком проблемы найдут в этой статье свое отражение.
Официальной версия хочет заставить нас уйти от анализа богатейшей цепочки событий, предшествующей нажатию кнопки АЗ5, и четко приведшей реактор к катастрофе, за исключением факта нахождения основной массы стержней в верхнем положении. Если основной фактор – дефект стержней, какая разница что было перед этим? Как сказал[l] А.Дятлов относительно того, что заглушение реактора перед испытаниями предотвратило бы аварию: «взрыв бы произошел на 36 секунд ранее, только и разницы».
Действительно, реактор имел определенные недостатки, в том числе[li]: длительное время ввода стержней СУЗ (1); конструкцию поглощающих стержней, способную вызвать «концевой эффект» (2); и, как выяснилось позже, положительный паровой эффект реактивности, вместо полученного в проектных материалах отрицательного (3). Интересны воспоминания начальника смены 4 блока ЧАЭС В.И.Борца[lii], который был свидетелем того, что на малых мощностях реактор вел себя непредсказуемо и неустойчиво. Это и неудивительно, так как устойчивая работа реактора требует значительной мощности. Он также показал, что в сентябре 1984 года было совещание по безопасности реакторов РБМК под руководством Ю.Н. Филимонцева, на котором были вскрыты многие недостатки реактора РБМК, и руководство ЧАЭС было с ними ознакомлено. Но до аварии 1986 года основная часть мероприятий из протокола по улучшению физики РБМК не было принята к устранению (!). Показательны также публикации А.Н.Румянцева[liii], который участвовал в разработке реактора и даже предупреждал (на основании сделанных им расчетов) о ряде этих недостатков. Но все эти «предупреждения» «задним числом» после аварии интерпретируются под углом зрения уже свершившегося факта.
Но главный вопрос в научном, т.е. объективном исследовании причин аварии на ЧАЭС сводится не только к реальной роли этих недостатков в развитии аварии, но к выявлению до сих пор точно не установленных мотивов и последовательности действий персонала, которые вывели реактор в состояние, не предназначенное для эксплуатации, что стало причиной проявления указанных недостатков; а также и реальной ( а не предвзятой) оценки вклада недостатков реактора в развитие аварийного процесса, с учетом сделанных ими отключения ряда защит (!), которое лишило автоматику возможности предотвращения аварии.
Почему результаты анализа причин аварии не пересматриваются?
Во-первых, значительная часть специалистов, задействованных в исследовании аварии, так или иначе связанны с ведомствами, ее допустившими. Они не смогли выйти за определенные пределы раскрытия информации об аварии на ЧАЭС. Объективный анализ покажет нелицеприятную картину вины указанных инстанций, порой крайне высоких (!), что не кому не нужно. Имелся конфликт интересов между разработчиками реактора и эксплуатирующими организациями, что показывает история официальных докладов. Но после выхода ряда авторов на пенсию такие работы наконец появились.
Приведем авторитетное мнение О.Ю.Новосельского[liv] о популярности версия концевого эффекта: «версия понравилась… по двум причинам: во-первых, стрелка автоматически переводилась на главного конструктора; во-вторых, это очень наглядное и простое объяснение произошедшего на 4-м энергоблоке ЧАЭС 26 апреля 1986 г. Особенно версия понравилась эксплуатационникам, их позиция понятна: зачем признаваться в каких-то неверных действиях – все равно всех собак на них повесят. Что, кстати, и происходило на начальном этапе расследования».
Вторая важнейшая причина сокрытия истинных причин аварии в том, что в ней начинает вырисоваться достаточно парадоксальная картина аварии: если копать до конца, что там будет? Поэтому весь по прежнему (!) хорошо организованный массированный пиар официальной и других ложных версий (землетрясения, различных связей с радарной станцией Чернобыль 2 «Дуга» (см.снятый трио Украина, Великобритания, США фильм «Русский Дятел» о том что аварию сфабриковал крупный чиновник из Москвы, чтобы скрыть провал работы «Дуги» ), взрыв боеприпаса под реактором, и пр.) направлен на скрытие этой информации. До сих пор на форумах вы встретите массу экспертов «чернобыльской партии», которые будут доказывать, что до нажатия кнопки АЗ-5 «все было нормально». При этом экспертов альтернативной версии теперь уже практически нет. И эта «асимметрия» также выглядит совершенно не случайно.
Споры на эту тему не утихают, так как экспертное сообщество не удовлетворено официальной версией, об этом, говорят и официальные (!) документы. Вместе с тем, усилиями независимых экспертов отдельные фрагменты процесса аварии вполне адекватно отражены, в том числе в работах: Г.Медведева, О.Новосельского, Н.Карпана, Б.Горбачева, А.Тарапона, В.Федуленко, В.Дмитриева, Н.Кравчука и пр. Ниже будут приведены фрагменты указанных работ, а также официальных документов.
Автор делает попытку собрать эти представления в единой картине, дополнив ее рядом моментов, побудив экспертное сообщество объективно осмыслить схему развития аварии, а официальные органы полностью рассекретить все материалы, относящиеся к аварии. Необходимо сделать новое расследование, которое снимет все имеющиеся вопросы.
Испытания выбега
Итак, в ночь на 26 апреля персонал 4 блока ЧАЭС начал проводить испытания выбега[lv]. Идея была в том, что если в результате аварии главные циркуляционные насосы (ГЦН), обеспечивающие охлаждение реактора, качающие воду через его контур (КПМЦ) остановятся (в результате обесточивания, повреждения и т.д.), то по аварийному сигналу будут включаться резервные автономные дизель генераторы (РДЭС), но не сразу, а через 30-60 сек. Для обеспечения электропитания насосов на время разгона дизель-генератора экспериментаторы хотели использовать энергию инерции огромной турбины реактора, генерирующей ток за счет холостых оборотов. Понятно, что величина такого тока будет падать вместе с падением оборотов турбины и рано или поздно она остановиться и ток будет равен нулю. Вместе с нею отключаться насосы, и охлаждение реактора существенно ухудшиться. В этом и заключался главный риск эксперимента. Такая схема не испытывалась ни на одной АЭС СССР и нигде в мире, а испытания не были согласованы ни с одной вышестоящей организацией.
Как пишет А.В.Носовский[lvi]:
«Предложение об использовании выбега генератора исходило от главного конструктора РБМК и было включено в проекты строительства АЭС с реакторами такого типа. Однако энергоблок №4 Чернобыльской АЭС, как и другие энергоблоки с РБМК, принимался в эксплуатацию без опробования этого режима…Ни на одной, кроме Чернобыльской, АЭС с реакторами РБМК-1000 после ввода их в эксплуатацию проектные испытания по использованию выбега генератора не проводились».
По мнению В.Легасова,[lvii] данный эксперимент надо было проводить не на станции, а «…на специальном стенде, сооруженном у конструктора турбины». И нужно было идти по пути «сокращение времени ввода в строй и выхода на нужные параметры резервных дизель‑генераторов», можно было бы «заменить дизель‑генераторы Чернобыльской станции на те, которые делали бы всё нормальным и та вся процедура этих испытаний и проверок – стала бы просто ненужной». На самом деле после аварии так и поступили - стали использовать генераторы с меньшим временем запуска.
Камни не исполняют желаний. Их исполняем мы сами, четко следуя однажды выбранному пути. - майор Кальтер - Свинцовый закат
Дата: Воскресенье, 05.07.2020, 02:21 | Сообщение # 8
Гадский Админ
Администрация
Сообщений: 2580
Статус: Online
По мнению Н.Карпана[lviii] «идея использовать выбег ТГ как дополнительную систему безопасности абсурдна».
Есть еще один момент, который вообще ставит всю схему под сомнение. Согласно В.Дмитриеву[lix]: «Время, в течение которого РДЭС включалась в работу и набирала полную мощность, не превышает 1 мин. А в течение этого времени ГЦН качают воду по инерции, за счёт механической энергии, запасённой в массивном маховике, установленном на этот случай на валу каждого ГЦН.» Согласно техническим характеристикам, время выбега ротора ГЦН по полной остановки – 2-5 мин.
Эксперимент, проведенный на ЧАЭС при нахождении реактора на мощности проведен в нарушение п. 1.10 Регламента, запрещавший эксперименты на реакторе, работающем на мощности без согласования с ГК, НР, ГП и ГАН.
Очень интересна информации о разговоре Тома Петровича Николаева (ему установлен памятник в Курчатове) (Заместителя директора по науке Курской АЭС, ученика Курчатова), который жестко отверг предложение о проведении эксперимента в Курске, сделанное им примерно за месяц до аварии на ЧАЭС (26.03.1986), поскольку с ходу увидел в схеме эксперимента именно те риски, которые и привели к взрыву реактора[lx] : «…как уверяют проектировщики, инерции ротора турбины будет достаточно для работы насоса, питающего водой реакторную установку… они полагают, - … охлаждение водой ядерного топлива в эти секунды не будет прервано после прекращения подачи электроэнергии... А эти секунды являются определяющими. И я не уверен, что быстро сработает система подачи воды в остановленный реактор …А именно от охлаждающей реактор воды зависит, произойдёт ли крайне опасное расплавление топлива или не произойдёт. Вот где собака зарыта!».
Состояние реактора и основные действия персонала перед экспериментом выбега
I. Давление на руководителя испытаний. На трагический исход испытаний повлияло возможное давление на руководителя испытаний, заместителя Главного инженера ЧАЭС Анатолия Дятлова, которому, по всей видимости, была поставлена задача добиться успеха любой ценой.
На это указывает авторитетное свидетельство Владимира Ивановича Комарова, академика РАЕН, кандидата технических наук, бывшего замдиректора по науке Смоленской АЭС и бывшего главного инженера «Комбината» (организации, созданной для ликвидации последствий аварии). Согласно данному ему интервью изданию kontinent.org[i], в критический момент падения мощности реактора практически до нуля (см.ниже), когда его надо было глушить (Судьба давала реальный шанс избежать аварии), на блок позвонил Г. Копчинский, чиновник сектора по надзору за АЭС при ЦК КПСС (подчинявшейся секретарю ЦК КПСС В. Долгих), который ранее был заместителем главного инженера ЧАЭС по науке (1973-1980 г.г.), и приказал Дятлову продолжить испытания: «Проводи проверку! Или ты уйдешь на пенсию, или будешь главным инженером новой Чернобыльской АЭС-2». Данное свидетельство было основано на факте прослушивания записей телефонных разговоров на блоке в процессе его участия в расследования причина аварии и подтверждено им также в двух теле-интервью. Факт звонка подтверждает также бывший заместитель директора Чернобыльской АЭС Александр Коваленко[ii]. Сам Г.Копчинский отвергает этот факт[iii].
Отсюда можно сделать предположение, что возможно, ход данного эксперимента курировался сектором по надзору за АЭС при ЦК КПСС и вероятно, на руководство ЧАЭС во время самих испытаний оказывалось давление, которое привело «к нарушению всех инструкций по управлению и эксплуатации Чернобыльской АЭС[iv].»
II. Проведение испытаний на незаглушенном реакторе. Очень важно, что ранее такие же испытания проводились только на ЧАЭС в 1982, 1984 и в 1985 годах, и каждый раз эксперимент заканчивался неудачей из-за неполадок в системе генерации тока, но без всяких аварий и даже происшествий. Все предыдущие испытания были по сути электротехническими, так как в них реактор предварительно заглушался защитой и в испытаниях не участвовал, тогда как эксперимент 1986 проводился на работающем реакторе (!) с рядом отключенных защит.
III. Отключение защиты по блокировке обеих ТГ (по закрытию СРК обеих турбин). При проведении испытаний 1982-85 г. пар переставал поступать на турбину (для обеспечения чистой инерции турбины доступ пару закрывался через задвижки - стопорно-регулирующие клапаны СРК), но при этом реактор по схеме эксперимента автоматически глушился специальной защитой по закрытию СРК обеих турбин.
Напротив, испытания 1986 г. проводились при блокировке этой защиты в связи с тем, что персонал собирался проводить повторные эксперименты в случае неудачи. Согласно докладу (№1 INSAG-1)[v]: «Имеющаяся A3 по закрытию СРК двух ТГ (ТГ № 7 был отключен днем 25 апреля 1986 г.) была заблокирована, чтобы иметь возможность повторить испытание, если первая попытка окажется неудачной. Тем самым было сделано еще одно отступление от программы испытаний, в которой не предусматривалась блокировка A3 реактора по отключению двух ТГ.»
Главный инженер ЧАЭС Николай Фомин, отвечавший за безопасность на ЧАЭС и ставший при этом основным инициатором пресловутого «эксперимента» открыто признает, что отключение данной защиты было одной из основных причин аварии[vi]:
«Прокурор - Как, по вашему, что могло бы предотвратить аварию?
Фомин - Если бы выведения АЗ-5 от закрытия СРК не было, блок остался бы цел… В 1982, 84 и в 85 годах при выполнении программы сигнал АЗ-5 на реактор шел от закрытия СРК на турбине. А в 1986 году были внесены изменения в этой части.. Сейчас мне ясно, что программу следовало согласовывать со специалистами. Незачем было оставлять аппарат на мощности, если все ТГ стоят».
Не доверять данным показаниям нет смысла.
Возможно, персонал блока не оценивал до конца, какие риски несут закрытие СРК на оставшейся турбине, хотя более опытные из них должны были все понимать. Может из их опыта следовало, что при работе реактора на 200 МВт рост давления был бы медленным. Пар мог быть сброшен в конденсаторы через устройство для стравливания лишнего пара (при повышении давления) БРУ-К (порог срабатывания 71,5 кгс/см2).
Данное устройство фактически сработало[vii] в момент развития аварии - около 01 ч 23 мин 45-46 сек, вместе с открытием всех восьми предохранительных клапанов (ГПК), также предназначенных для аварийного отвода пара; но из-за разрушения реактора повлиять это уже не на что не могло.
Основной сток пара на работающем реакторе – через турбину. В случае отключения турбины сток перекрывается, но генерация пара реактором продолжается, что приводит к росту давления. Эта защита была создана с целью предотвратить скачок давления в первом контуре, связанный с остановкой турбин, при которой они перестают потреблять пар.
В результате блокировка зашиты по блокировке обеих ТГ в специфических условиях развития аварии (см. ниже – резкое снижение уровня питательной воды, замедление работы и срыв ГЦН) явилось одним из факторов развития аварии.
Как сказано в определении суда: «Фомин, Дятлов, Коваленко … не регламентировали отвод из контура излишнего пара».
IV. Cовмещение испытаний выбега и виброиспытаний (от которых нельзя было отказаться).
Данные испытания были начаты 00ч 42м, при этом лишний пар отводился через устройство стравливания пара БРУ-К. Из воспоминаний начальника смены блока В.И.Борца[viii] следует, что подшипник ТГ8 имел серьезный дефект и чтобы его устранить, были приглашены представители Харьковского завода (двое из которых погибли от лучевой болезни) с уникальной по тем временам комплектом аппаратуры для замера вибрации (также вышла из строя) с целью провести балансировку турбины и уменьшить вибрацию. При этом они грозились закрыть договор, если работы не будут произведены. Остановка блока в этих условиях означала срыв этих особо важных работ.
Обратимся к показаниям[ix] Главного инженера ЧАЭС Фомина по поводу совмещения этих испытаний: Помощник прокурора - Совместимы ли два этих испытания? Фомин - Не совместимы. Они требуют разных режимов работы ТГ. Помощник прокурора - А вам известно, что это одна из причин аварии?»
По мнению[x] Виктора Дмитриева (ВНИИАЭС): «Эти две работы…, противоречат друг другу.» Виброиспытания требовали, чтобы турбогенератор вращался хотя и без нагрузки, на холостом ходу, но с постоянной скоростью, что требует непрерывной подачи пара на турбину, т.е. работающего реактора, испытания выбега не требуют подачи пара и работающего реактора.
Отсюда следует, что необходимость проведения виброиспытаний было дополнительным фактором, которым привел к блокировке ряда защит с целью недопущения заглушения реактора.
V. Перенос испытаний из-за звонка Киевэнерго и ксеноновое отравление реактора Эксперимент планировался провести в пятницу, 25 апреля 1986 года, днем, в смену Игоря Ивановича Казачкова, которая работала с 8 до 16 часов. В этот день была намечена остановка четвертого блока ЧАЭС на плановый ремонт.
Подготовительный этап, связанный со снижением мощности реактора с номинального уровня до 700-1000 МВт (тепл.) был прерван[xi] на уровне 50% номинала по требованию диспетчера Киевэнерго 25.04.1986 в 14.00, запретившего дальнейшее снижение мощности из-за проблем на Трипольской ГРЭС[xii] (по другой версии – Южно-Украинской АЭС) и продолжен только в 23.10. Как известно, снижение мощности сопровождается ксеноновым отравлением реактора и снижением оперативного запаса реактивности ОЗР (т.е. эффективного числа стержней, погруженных в зону).
Согласно свидетельству Комарова[xiii]: «Чтобы восполнить дефицит энергии, «Киевэнерго» прислал телекс с требованием вывести 4-й блок Чернобыльской АЭС на 50 % мощность. Этого в тот момент категорически нельзя было делать! Но телекс от «Киевэнерго» был продублирован телефонным звонком из ЦК КПСС. Прямо на Щит управления 4-м блоком Чернобыльской АЭС позвонил лично Копчинский. И его указание было выполнено...».
Приведем мнение зам. министра энергетики Г.А.Шашарина, такая задержка привела[xiv]:«…к крайне отрицательным последствиям. Задержка эксперимента… значительно уменьшила запас реактивности, сократив количество погруженных в активную зону стержней СУЗ из-за доотравления реактора (йодная яма). Все это создавало условия для предаварийного состояния».
В процессе снижения мощности блока в 7 час 10 мин ОЗР по расчетным данным достиг значения 13,2 стержня РР [xv] , т.е. стал ниже допустимого в 16 РР, реактор необходимо было заглушить и аварии не был бы. По мнению доклада ГПАН (1991 г.) эксплуатация РУ с ОЗР 15 стержней РР и менее в период с 07 ч. 00 мин. до 13 ч. 30 мин. 25.04.86 г была нарушением Регламента, но персонал не стал глушить реактор из-за выявленной недостоверности работы расчетной программы "ПРИЗМА"...» [xvi].
Если считать разницу между перед началом процесса снижения мощности 1ч 05 м, когда (ОЗР) равен 31 ст. РР. и ее концом в 22.45 ОЗР = 26,0 ст. РР[xvii], то можно оценить, что в результате отравления реактор потерял около 5 стержней. Если посмотреть в относительном выражении, или 5/26, что составляло около 20 % от текущего уровня ОЗР. Возможно, в дальнейшем это стало причиной падения мощности до нуля. В 24.00 при передачи смены ОЗР составил 24 стержня.
25 апреля в 23 ч. 10 мин. диспетчер Киевэнерго разрешил дальнейшее снижение мощности. Однако из-за ксенового отравления реактора, неопытности СИУРа (по другой версии – В.Дмитриева[xviii] ошибок персонала или неисправности системы управления мощностью (доклад ГПАН 1991 г.[xix] ), персонал блока не смог удержать мощность и к 0 час 38 мин она упала до нуля (произошло прекращение цепной реакции, так как 30 МВт - это гамма-фон).
Согласно Регламента[xx] п.6.1 реактор нужно было заглушить, так как подъём с мощности менее 50 % от номинала разрешён только в том случае, если до останова ОЗР был не ниже 30 стРР, а у реактора было 24. Эта ситуация поставила персонал в крайне не простую ситуацию: глушить ли реактор, как того требовал регламент или продолжать цепь нарушений, которая, как теперь известно, окончилась катастрофой.
По другой, очень интересной версии, следующей из показаний Трегуба и данных, приведенных Н.Карпаном [xxi], следовало, что указание на снижение мощности до 200 МВТ (40 МВТ электрических) (при котором произошло заглушение реактора) было дано лично А.Дятловым. Возможно, это было сделано с целью обойти требования использования защиты по отключению обеих турбин, так на данной мощности (40 МВТ электрических) можно было формально провести отключение[xxii] этой защиты (!).
VI. Разный уровень мощности реактора. Если испытания 1985 г. проводились при заглушении с мощности 50 % от номинала, то испытания 1986 г. – при незаглушении на мощности 200 МВТ, т.е. 6 % от номинальной, которая не предназначена (!) для эксплуатации реактора. Часто участники форумов говорят о том, что мол нигде не было сказано, что нельзя работать на этой мощности. Формально да, но как совершенно ясно следует из Регламента[xxiii], мощность 200 МВТ является лишь одной из начальной ступеней поднятия мощности до вывода реактора на рабочий уровень.
Почему была нужна мощность свыше 700 МВТ? Как считает зам. министра энергетики Г.А.Шашарин [xxiv]:«Указанная в программе мощность 700 — 1000 МВт (тепловых) избрана не случайно. На таком уровне мощности расход питательной воды обеспечивает термогидравлическую устойчивость главного циркуляционного контура при работе четырех циркуляционных насосов. В переходном же периоде (снижение мощности) этим обеспечивается достаточный запас реактивности (количество погруженных в активную зону реактора) стержней СУЗ.»
Момент, когда произошло фактическое самозаглушение реактора фактически стал переломным. Судьба давала реальный шанс избежать аварии - если бы персонал заглушил реактор аварии не было бы! Однако по свидетельству[xxv] Комарова, (см. п.I) Г. Копчинский возможно дал указание А.Дятлову на подъем мощности и обязательное проведение эксперимента, пригрозив ему уходом на пенсию. При этом Топтунов отказался поднимать мощность, но Дятлов припугнул его увольнением[xxvi]. Это было грубейшем нарушением программы испытаний, которая предусматривала выбег на мощности 700 МВТ.
Что самое важное - подъем мощности до 200 МВТ из-за ксенонового отравления реактора был достигнут за счет выемки максимально возможного числа стержней, при этом их число в зоне стало недопустимо низким (см.следующий пункт), что было грубейшим нарушением Регламента. И это была роковая ошибка персонала.
Согласно доклада ГПАН (1991 г.) данное событие привело к аварии[xxvii]: «…для компенсации дополнительной отрицательной реактивности, возникшей из-за ксенонового отравления активной зоны реактора при снижении мощности, а также в процессе произведенного затем повышения мощности реактора до 200 МВт из реактора пришлось извлечь часть стержней оперативного запаса - ОЗР. Этим действием… персонал перевел реактор в нерегламентное положение, при котором аварийная защита перестала быть гарантом гашения ядерной реакции… "провал" мощности реактора в 00 ч. 28 мин. и последующий подъём его мощности во многом определили трагический исход процесса. Изменение режима работы реактора, имевшее место между 00 ч. 28 мин. и приблизительно 00 ч. 33 мин., возбудило в реакторе новый ксеноновый процесс перестройки полей энерговыделения, контролировать который персонал не имел возможности».
Персонал стал поднимать мощность – в 00ч 42м она достигла 160 МВт, а к 01ч 03м -200 МВт за счет выемки недопустимого количества стержней (см.след.пункт). Согласно воспоминаниям[xxviii] В.И.Борца на таких мощностях реактор вел себя непредсказуемо и неустойчиво, в любой момент мог начаться самопроизвольный разгон.
По мнению Дмитриева, реактор работал нестабильно[xxix], так как имелись аварийные сигналы по отклонению уровня воды в БС и срабатывание БРУК-К (превышение давления пара). Но при обсуждении на форумах ряд участников пишут, что якобы ничего страшного не происходило.
Камни не исполняют желаний. Их исполняем мы сами, четко следуя однажды выбранному пути. - майор Кальтер - Свинцовый закат
Дата: Воскресенье, 05.07.2020, 02:24 | Сообщение # 9
Гадский Админ
Администрация
Сообщений: 2580
Статус: Online
Согласно Н.Карпану[xxx]:
С 00ч 43м 37с до 51м 45с - аварийные отклонения уровня в БС.
С 00ч 49м 19с до 51м 23с - сигнал «1 ПК вниз». [прим.автора - мощность реактора растет]
00ч 51м 23с - срабатывание БРУ-К1 ТГ- 8.
00ч 52м 27с - аварийные отклонения уровня в БС.
01ч 00м 02с - сигнал неисправности измерительной части АР-2.
01ч 00м 04с - аварийные отклонения уровня в БС левой половины.
Как мы видим, в период с 00ч 43м по 01ч 00м персонал получил несколько аварийных сигналов.
VII. Оперативный запас реактивности из-за ксенонового отравления реактора был значительно меньше нормы. Из 211 стержней по разным оценкам было от 6-8, по свидетельству[xxxi] Комарова – 1,5 стержня, по данным В.Федуленко[xxxii] в соответствии с записями на лентах ДРЕГ всего 2 стержня (!) при минимуме -16. Согласно докладу (№1 INSAG-1)[xxxiii] это привело к потере эффективности аварийной зашиты (АЗ) реактора:
«Тем временем реактивность реактора продолжала медленно падать. В 1ч 22 мин 30 с оператор на распечатке программы быстрой оценки запаса реактивности увидел, что оперативный запас реактивности составил значение, требующее немедленной остановки реактора. Тем не менее это персонал не остановило и испытания начались… В 1ч 22мин 30сек запас реактивности составлял всего 6—8 стержней. Это по крайней мере вдвое меньше предельно допустимого запаса, установленного технологическим регламентом эксплуатации. Реактор находился в необычном, нерегламентном состоянии.
…работа персонала с недопустимо малым оперативным запасом реактивности привела к тому, что практически все остальные стержни-поглотители находились в верхней части активной зоны. В создавшихся условиях допущенные персоналом нарушения привели к существенному снижению эффективности A3».
Согласно докладу ГПАН (1991 г.) это было нарушением Регламента[xxxiv], а именно: «эксплуатация РУ с ОЗР 15 стержней РР и менее в период … ориентировочно, с 01 ч. 00 мин. 26.04.86 г. до момента аварии ( нарушение главы 9 ТР )…»
Хотя реактор был отравлен ксеноном, но в нем были зоны, свободные от стержней и при определенных обстоятельствах (для конкретной аварии – запаривания зоны) в них мог начаться неконтролируемый разгон, что реальной и произошло, авария началась в юго-восточном квадранте реактора[xxxv].
Возможно, персонал ЧАЭС часто работал в режимах «на грани»…, что подтверждает также показания Казачкова[xxxvi], работавшего 25 апреля 1986 г. начальником дневной смены 4-го блока: «Почему ни я, ни мои коллеги не заглушили реактор, когда уменьшилось количество защитных стержней? Да потому, что никто из нас не представлял, что это чревато ядерной аварией… Прецедентов не было. Я работаю на АЭС с 1974 года и видел здесь гораздо более жестокие режимы. А если я аппарат заглушу - мне холку здорово намылят. Ведь мы план гоним… И по этой причине - по количеству стержней - у нас ни разу остановки блока не было.»
VIII. Блокировка ряда важнейших защит. Но с целью предотвращения остановки реактора для продолжения эксперимента в случае неудачи персоналом были заблокированы (согласно Докладу №1 (INSAG-1) для МАГАТЭ[xxxvii]) важнейшие защиты реактора в т.ч. защиты на формирование аварийного сигнала по отключению двух ТГ сразу (что вызвало потерю возможности автоматической остановки реактора), по снижению уровня воды, величины давления в БС (т.е. защита реактора по тепловым параметрам была отключена). Была также отключена и заблокирована вручную (!) аварийная система САОР, обеспечивающая охлаждение реактора в случае аварии, что привело к потере возможности снижения масштаба аварии.
Согласно докладу ГПАН (1991 г.) отключение САОР было нарушением Регламента[xxxviii], но не повлияло на возникновение и развитие аварии, так как не было зафиксировано сигналов на автоматическое включение САО.
По мнению Г.Медведева, САОР была отключена[xxxix] «..из опасения теплового удара по реактору, то есть поступления холодной воды в горячий реактор… САОР была … отключена, задвижки на линии подачи воды в реактор заранее обесточены и закрыты на замок, чтобы в случае надобности не открыть их даже вручную.... Но … Лучше подать холодную воду в горячий реактор, нежели оставить раскаленную активную зону без воды … Ведь когда… реактор останется без охлаждающей воды, 350 кубометров аварийной воды из емкостей САОР, возможно, спасли бы положение, погасив паровой эффект реактивности, самый весомый из всех. Кто знает, какой был бы итог. Но....»
Как это ни парадоксально, но после аварии Акимов пытался ее включить, попросив об этом Г.Метленко[xl]: «Будь другом, иди в машзал, помоги крутить задвижки. Все обесточено. Вручную каждую открывать или закрывать не менее четырех часов. Диаметры огромные...»
По мнению В.А.Винокурова, к.т.н., ВМИИ[xli]: «Когда начались нестационарные процессы в энергоблоке ночью 26.04.1986, начальник смены, заметив, что верхняя часть ГЦН колеблется с амплитудой 1 м …, дал команду немедленно открыть клапаны аварийной проливки реактора системы САОР, которые, для обеспечения чистоты эксперимента по выбегу турбоагрегата, были закрыты. Одним из двух погибших в первые минуты катастрофы был как раз тот человек, который открывал клапаны аварийного охлаждения реактора».
Вместе с тем, зашиты на формирование режима АЗ-5 по аварийному превышению заданной мощности (АЗМ) и по аварийному увеличению скорости нарастания мощности (АЗСР) не отключались - и они сработали в 1 час 23 мин 41 сек.
Возможности автоматических средств глушения реактора были существенно потеряны[xlii]. С точки рения последующего аварийного процесса, ключевой ошибкой оказался вывод защиты по остановке двух ТГ, что предопределило непредусмотренное программой проведение эксперимента на работающем на мощности реакторе.
А вот еще свидетельство о работе в режимах «на грани» в части отключения защит по материалам суда[vi]:«Подсудимый Лаушкин, работая с 1982г. государственным инспектором Госатомнадзора СССР (с 1985г. ГАЭН СССР) на Чернобыльской АЭС, преступно халатно относился к исполнению своих служебных обязанностей. Не осуществлял должный контроль за выполнением установленных норм и правил безопасной эксплуатации… ядерных энергетических установок. Проверки проводил поверхностно, на рабочих местах бывал редко, многие допускаемые персоналом нарушения не вскрывал; терпимо относился к низкой технологической дисциплине, пренебрежительному отношению со стороны персонала и руководства станции к соблюдению норм и правил ядерной безопасности. В результате … на АЭС создалась атмосфера бесконтрольности и безответственности, при которой грубые нарушения норм безопасности не вскрывались и не предупреждались. Только за период времени с 17 января по 2 февраля 1986г. на четвертом энергоблоке ЧАЭС, без разрешения главного инженера, шесть раз выводились из работы автоматические защиты реактора, чем грубо были нарушены требования главы 3 Технологического регламента по эксплуатации блоков Чернобыльской АЭС. Подсудимый Лаушкин, как инспектор по ядерной безопасности, на эти нарушения не реагировал. Безответственное отношение персонала, руководства станции и Лаушкина к обеспечению ядерной безопасности в сочетании с недостаточной профессиональной подготовкой оперативного состава, работающего на сложном энергетическом оборудовании, привели в конечном итоге к аварии 26 апреля 1986 года».
IX. Подключение дополнительного числа насосов. Другое важнейшее отличие эксперимента заключалось в том, что если ранее в эксперименте участвовало только 2 ГЦН, то в 1986 г. их число решили увеличить до 4, что еще более увеличивало риски ухудшения охлаждения реактора. При этом общее число работающих насосов составило не 6, а 8.
Если в более ранних испытаниях (1982 и 1984 г.г.) были проблемы в эксперименте при нагрузке 2 ГЦН, то зачем потребовалось еще более увеличить нагрузку, тем самым увеличив риски неуспеха эксперимента.
По мнению В.А.Винокурова, к.т.н., ВМИИ[xliii]: «…в качестве балластной нагрузки для турбогенератора предполагалось использовать резервные ГЦН…это были … трагические ошибки, повлекшие за собой все остальное. »
По программе испытаний были включены дополнительные ГЦН 12 и 22, возможно, с целью обеспечить дополнительное охлаждение реактора на случай замедления выбегающих ГЦН. Вместо шести заработали восемь насосов. Это увеличило поток воды через каналы настолько, что возникла опасность кавитационного срыва ГЦН, привело к захолаживанию реактора и снизило парообразование. Реактор стал работать неустойчиво, уровень воды в барабанах-сепараторах снизился до аварийной отметки. Чтобы избежать останова реактора, персонал глушит ряд защит.
По мнению Г.Медведева[xliv]: «…суммарный расход воды через реактор возрос до 60 тысяч кубических метров в час, при норме 45 тысяч метров кубических в час, что является грубым нарушением регламента эксплуатации. При таком режиме работы насосы могут сорвать подачу, возможно возникновение вибрации трубопроводов контура вследствие кавитации (вскипание воды с сильными гидроударами). Резкое увеличение расхода воды через реактор привело к уменьшению парообразования, падению давления пара в барабанах-сепараторах, куда поступает пароводяная смесь из реактора, к нежелательному изменению других параметров.»
Согласно Докладу №1 (INSAG-1) для МАГАТЭ[xlv]: «Операторы пытались вручную поддерживать основные параметры реактора — давление пара и уровень воды в БС — однако в полной мере сделать этого не удалось. В этот период в БС наблюдались провалы по давлению пара на 0,5-0,6 МПа и провалы по уровню воды ниже аварийной уставки. Чтобы избежать остановки реактора в таких условиях, персонал заблокировал сигналы A3 по этим параметрам».
По мнению доклада ГПАН (1991 г.) рост расхода было нарушением Регламента[xlvi]: «увеличение расходов по отдельным ГЦН до 7500 м3/ч. ( нарушение пункта 5.8. ТР ).»
С целью стабилизировать уровень воды в БС и давление в контуре за счет охлаждения контурной воды персонал резко (почти в 4 раза) повышает уровень расхода питательной воды в контуре. Устройство автоматического регулирования уровня питательной воды было выключено.
Подключение всех главных циркуляционных насосов (ГЦН) произошло около 1 часа ночи. Так как нагрузка стала выше нормы - реактор стал «захолаживаться», в нем снизилось парообразование, и автоматика стала выводить стержни из активной зоны (01ч 19м 39с - сигнал «1 ПК вверх», мощность реактора падает), уменьшая ОЗР.
X. Резкое снижение уровня питательной воды
Когда по мнению оператора параметры реактора пришли в норму, им был резко снижен, практически до нуля, расход питательной воды, что стало роковым шагом, так как привело к увеличению температуры теплоносителя на вход в реактор, т.е. дополнительно повысило производство пара.
По данным доклада INSAG-7(1993 г.)[xlvii]:
«01 ч 09 мин. резко снижен расход питательной воды до 90 т/ч по правой стороне и до 180 т/ч по левой стороне при общем расходе по контуру 56 000-58 000 т/ч. В результате температура на всасе [прим автора - входе] ГЦН составила 280,8°С (левая сторона) и 283,2°С (правая сторона).» Этот уровень практически равен нулевому в пределах погрешности приборов. Температура воды на входе в реактор стала близкой к температуре насыщения (кипения).
Согласно докладу ГПАН (1991 г.)[xlviii]: «…это был возврат расхода питательной воды к некоторому среднему расходу, соответствующему мощности реактора 200 МВт и равному, примерно, расходу по 120 т/час. на каждую сторон реактора.»
По мнению [xlix] А.Г. Тарапона, Институт проблем моделирования в энергетике им. Г.Е. Пухова НАНУ (Украина, Киев), процесс аварии начался ранее, сразу после начала испытаний выбега в момент закрытия заслонки СРК и сам аварийный процесс развивался около 15 мин: «Этой записью [прим.автора – резкое снижение расхода питательной воды] было зафиксировано начало кризиса теплообмена второго рода…., при этом интегральная мощность реактора осталась на уровне 200 МВт, что позволяет сделать два вывода: мощность была поднята только в одном (юго-восточном) квадранте, а в других осталась на уровне 13.5 МВт (остаточное тепловыделение); в указанном квадранте полностью прекратился теплообмен.»
Когда персонал блока начал испытания выбега (01ч 23м 04с), для обеспечения выхода генератора на инерционный ход был отключен выход пара на турбину, закрыты СРК (стопорно-регулирующие клапаны). В условиях отсутствия стока пара из БС, давление в контуре стало расти. Эксперимент был начат без сброса защиты реактора, защита по отключению обеих турбин была заблокирована[l], чтобы возможно, иметь возможность повторного проведения эксперимента.
В результате резкого увеличения, а затем снижения уровня питательной воды в контуре реактора были сформированы два последовательных фронта теплоносителя на входе в активную зону: первый с пониженной температурой и, через некоторое время, второй, с температурой приближенной к температуре кипения воды. По роковому стечению обстоятельств последний фронт «прогретого» теплоносителя подошел к входу в активную зону в момент проведения эксперимента.
Согласно докладу ГПАН (1991 г.)[li] непосредственно перед испытаниями в 01 ч. 22 мин. 30 с.:
«В создавшихся условиях небольшой прирост мощности реактора (по любой причине) в силу малого недогрева до кипения теплоносителя мог приводить к приросту объёмного паросодержания в нижней части активной зоны… Таким образом, перед началом испытаний параметры активной зоны обусловили повышенную восприимчивость реактора к саморазгонному процессу в нижней части активной зоны… такое состояние создалось не только потому, что имел место повышенный против обычного расход теплоносителя…, а прежде всего малым значением мощности реактора».
Таким образом, комплекс действий персонала (низкая мощность реактора, подключение дополнительных ГЦН, закрытие СРК и резкое снижение уровня питательной воды и) были самыми важными факторами развития аварии, которые и привели реактор к разрушению.
XI. Заключительная фаза аварии. Рост паросодержания был предопределен замедлением работы половины работающих ГЦН, которые были подключены к источнику тока от выбегающей (останавливающейся) турбины. Согласно мнению главного конструктора РБМК[lii], дополнительной причиной, приведшей к быстрому началу парообразования в активной зоне реактора непосредственно перед его разгоном, могло послужить отключение выбегающих ГЦН собственными защитами по снижению тока в обмотках статора двигателей насоса. Рост парообразования в каналах из-за положительного парового эффекта реактивности спровоцировал резкий рост мощности реактора за счет разгона на мгновенных нейтронах, последовавшее разрушение технологических каналов и взрыв реактора.
XI. Срабатывание защиты по снижению частоты выбегающих ГЦН. Ранее эксперимент проводился на мощности 700-1000 мвт, однако нагрузка была более, чем два раза меньше (ранее на выбег подключалось 2 ГЦН, в 1986 – 4 ГЦН и ПЭН).
Указывается, что ранее эксперимент не получался из-за проблем в системе возбуждения генерации тока[i]. Проблемы были не в системе возбуждения, а в регуляторе этой системы - он рано отключал возбуждение. От него по проекту не требовалось такого длительного удержания возбуждения при снижении частоты.
В испытаниях до 1985 года система возбуждения при снижении скорости вращения ТГ рано отключала питание насосов, до включения дизель-генератора Н.Карпан провёл испытание с налаженной системой возбуждения по программе.
Согласно одному из самых осведомленных исследователей аварии Константину Чечерову[ii], очень важным моментом в развитии аварии явились действия автоматической системы защиты электроэнергетической системы (ЭЭС) блока, не допускающей функционирования ЭЭС собственных нужд реактора при нерегламентных снижениях частоты вращения и напряжения турбогенератора, что было установлено в исследовании НИКИЭТ[iii]. В 1986 двигатели ГЦН отключились защитой по напряжению, затем защитой по частоте (АЧР) отключился генератор.
Здесь возникает несколько важных вопросов: 1) почему составители программы, профессиональные электрики, не знали (или не озвучивали информацию) об этих рисках, ведь было совершенно очевидно, что турбина будет замедляться, напряжение будет падать? 2) почему этот критический эффект не был выявлен при более ранних испытаниях или выявлен, но почему-то не учтен? 3) автоматическое срабатывание защиты электроэнергетической системы блока требует коррекции эксперимента, почему ее не было?
Ответ на второй вопрос, возможно, связан с тем, что в более ранних испытаниях подключаемая нагрузка была меньше более, чем в два раза, процесс замедления оборотов ротора был также как минимум в два раза меньше, т.е. защита по частоте могла срабатывать позже - через 24-30 сек.
В процесс выбега[iv] происходило снижение частоты вращения выбегающего ТГ-8, что приводило к плавному, но значительному снижению производительности ГЦН (главных циркуляционных насосов). В результате срабатывания первой ступени защиты минимального напряжения (имевшей настройку по напряжению 0,75 Uн и задержку по времени 0,5 - 1,5 с) были отключены в течение 0,7 с четыре из восьми ГЦН (1.23'39,9" - ГЦН14; 1.2340" - ГЦН24; 1.23'40,5" - ГЦН13; 1.23'40,6" - ГЦН23), уже имевших перед отключением снижение исходной суммарной производительности более 20 %.
Камни не исполняют желаний. Их исполняем мы сами, четко следуя однажды выбранному пути. - майор Кальтер - Свинцовый закат
Дата: Воскресенье, 05.07.2020, 02:28 | Сообщение # 10
Гадский Админ
Администрация
Сообщений: 2580
Статус: Online
После отключения ГЦН, запитанных от ТГ8 защитой по напряжению, произошёл срыв подачи остальных ГЦН из-за кавитации при перегрузке по расходу (недостаточный подпор на всасе[v]).
В результате происходило следующее:
«1.23'04" - начало испытаний, падение частоты и напряжения питания электродвигателей ГЦН и ПЭН, запитанных от выбегающего ТГ;
1.23'16" - срабатывание защиты по частоте с задержкой 30 с;
1.23'39" - 1.23'40" - отключение четырех ГЦН и ПЭН, запитанных от выбегающего ТГ, по срабатыванию защиты по напряжению;
1.23'46" - отключение собственных нужд блока (всех насосов, всего оборудования, всех приборов, электрического освещения) по срабатыванию защиты по частоте…»
Как мы помним, кнопка АЗ5 по официальным данным была нажата примерно в это же время - 1.23.39 (по телетайпу). Время начала испытаний выбега - 1.23.04.
В этой связи посмотрим крайне интересное свидетельство одного из разработчиков программы бригадного инженера Донтехэнерго Метленко Геннадия Петровича[vi]:
«Когда обороты турбины снизились до 2100, а частота соответственно до 35 гц, напряжение 0,7 от номинального, я услышал раскатистый гром, как бывает при гидроударах. Звук шел со стороны машзала. Началась сильная вибрация здания. С потолка посыпался мусор. Было впечатление, что БЩУ разрушается.»
По мнению К.Чечерова и авторов отчета НИКИЭТ, возможности аварии «были заложены в программе испытаний, точнее, в электротехнической схеме этих испытаний и внутренней защите электродвигателей ГЦН от нерегламентных режимов работы.»Как ни странно, текст этой важнейшей работы К.Чечерова практически сложно найти в интернете и она малоизвестна.
Уменьшение расхода как техническую причину начала перегрева ТВС и ТК предполагали и зарубежные, и отечественные эксперты. Самая первая правительственная комиссия, начавшая работу 27 апреля 1986 г. (группа замминсредмашаА.Г.Мешкова[vii]), материалы которой до сих пор не опубликованы, сделала вывод [viii]: "авария ... произошла в результате неконтролируемого разгона реактора вследствие запаривания ТК активной зоны из-за срыва циркуляции в контуре МПЦ"».
Доклад ГПАН (1991 г.) признает факт отключения ГЦН, который подтверждается данными осциллографирования эксперимента[ix], вместе с тем оспаривает выводы комиссии Мешкова, ссылаясь на то, что анализ теплогидравлического режима работы ГЦН, выполненный в конце мая 1986 г. представителями ОКБМ (разработчика ГЦН), института "Гидропроект" им. С.Я. Жука и ВТИ им. Ф.Э. Дзержинского, якобы не подтвердил предположения о кавитации и срыве ГЦН[x].
Формально такая интерпретация, возможно, связана с тем, что[xi]: «После разрыва труб каналов расход по всем насосам (по записям на самописцах осциллографов) возрос почти до номинала. Практически вся вода шла в графитовую кладку и из насосов, и из сепараторов и превращалась в пар…»
Заключительная фаза аварии
Согласно докладу №1 INSAG-1[xii], резкое снижение расхода питательной воды привело к увеличению температуры воды на входе в реактор. В 1 ч 23 мин 04 сек были закрыты задвижки турбины № 8 и начался выбег турбогенератора.
Защита по отключению обеих генераторов из сети была отключена, так как персонал хотел продолжать испытания в случае неудачи, что возможно, было связано с давлением, оказанным на руководителя испытаний А.Дятлова со стороны чиновника сектора по надзору за АЭС при ЦК КПСС, который видимо, по каким то причинам курировал данный эксперимент (см.п.I).
Вместе с тем, есть альтернативная, практически неизвестная версия, говорящая о том, что проведение повторных испытаний было маловероятно из-за ограниченных временных возможностей персонала.Сами испытания подразумевали отключение части оборудования (турбина, ГЦН, ПЭН). которое пришлось бы запускать. Это длительный процесс, тем более с измененными электрическими схемами. В программе испытаний про повторные испытания сказано не было.
Реактор остался работать на мощности при обеих отключенных турбогенераторах! Так как сток пара прекратился, из-за сокращения расхода пара из БС его давление начало расти.
Рост паросодержания был предопределен замедлением работы половины работающих ГЦН, которые были подключены к источнику тока от выбегающей (останавливающейся) турбины. Согласно мнению главного конструктора РБМК[xiii], дополнительной причиной, приведшей к быстрому началу парообразования в активной зоне реактора непосредственно перед его разгоном, могло послужить отключение выбегающих ГЦН собственными защитами по снижению тока в обмотках статора двигателей насоса. Согласно К.Чечерову в результате[xiv] срабатывания первой ступени защиты минимального напряжения были отключены в течение 0,7 с четыре из восьми ГЦН в период времени с 1.23'39,9" по 1.23'40,6".
После отключения ГЦН , запитанных от ТГ8 защитой по напряжению. произошёл срыв подачи остальных ГЦН из-за кавитации при перегрузке по расходу (недостаточный подпор на всасе[xv].
Как пишет К.Чечеров[xvi]: «Более интенсивным было снижение подачи питательной воды выбегающих ПЭН при уменьшении частоты в сети. В результате режим выбега ТГ (и некоторый интервал времени до его начала) протекали при практически полном отсутствии подачи питательной воды в реактор в условиях практически полного извлечения стержней-поглотителей из активной зоны…
Рост плотности нейтронного потока, обеспечивший подъем тепловой мощности реактора, должен был вести к резкому уменьшению ксенонового отравления реактора и еще большему увеличению плотности нейтронного потока и соответствующему росту энерговыделения».
Согласно О.Ю.Новосельскому[xvii], после почти полного прекращения подачи питводы в верхней части топливных каналов возникает кипение. Из активной зоны пароводяная смесь начинает поступать в барабаны - сепараторы, идет процесс замещения основного водяного объема сепараторов водой при температуре насыщения (кипения). После начала испытаний выбега, в 1.23.04 прекращается подача пара на турбину, но реактор продолжает работать и давление в контуре начинает увеличиваться. В трубы из сепараторов поступает насыщенная (кипящая) вода, через 25–30 секунд из-за близости температуры воды к точке насыщения (кипения) на ЗРК [прим.автора -запорно-регулирующий клапан, устройство, предназначенное для регулирования и контроля расxода воды через технологические каналы] развивается кавитация[xviii].
Кавита́ция[xix]– образование в жидкости полостей (кавитационных пузырьков, или каверн), заполненных паром… Перемещаясь с потоком… кавитационный пузырёк захлопывается, излучая при этом ударную волну и значительный выброс энергии.
Версия о кавитации теплоносителя на ЗРК базируется на экспериментальных данных, доказывающих, что при температуре теплоносителя на входе в реактор, близкой к температуре кипения, происходит подкипание теплоносителя в бороздках ЗРК, и образующийся при этом пар попадает на входы в топливные каналы реактора.
Длина трубопроводов водяных коммуникаций от ЗРК до входов в технологические каналы составляет от 5,5 до 24 м, пароводяная смесь проходит это расстояние в течении от одной до шести секунд и далее попадает на входы в различные топливные каналы[xx].
Затем происходит резкий рост парообразования в каналах из-за положительного парового эффекта реактивности, связанного с тем, что пар из-за низкой плотности является более плохим поглотителем нейтронов, чем вода, что провоцирует резкий рост мощности реактора за счет разгона на мгновенных нейтронах. Этот процесс ускоряется мощным механизмом положительной обратной связи[xxi].: рост паросодержания вызывает увеличение энерговыделения, в свою очередь, провоцируя еще большее производство пара и т.д. Помимо этого разгон включает процесс «выжигания» ксенона, что также усиливает цепную реакцию. Эти процессы вызывают разрушение технологических каналов и взрыв реактора.
Согласно докладу №1 INSAG-1[xxii], повышение давления пара на фоне резкого падения подачи питательной воды в БС при снижении расхода воды через реактор вызвало рост мощности реактора, что вероятнее всего и было причиной нажатия кнопки АЗ.
Из рассказа свидетеля Лысюка Г.В. (мастер ЭЦ).[xxiii] следует, что прежде чем Топтунов нажал АЗ-5, он успел крикнуть: «Мощность реактора растет с аварийной скоростью!».
Известно, что кнопка АЗ5 была нажата дважды[xxiv](один раз ее нажал оператор в 1.23.39, второй сигнал АЗМ-АЗРС сформирован автоматикой в 1.23.41.), хотя для безостановочного движения стержней (в до аварийном исполнении) ее надо было удерживать постоянно. По мнению О.Ю.Новосельского этот факт ставит под сомнение действенность самого эффекта «вытеснения»[xxv]: при практически мгновенном росте мощности нажимается кнопка АЗ-5, чтобы ускорить ввод стержней оператор отпускает кнопку АЗ-5 и обращается к ключу КОМ, обесточивая муфты приводов стержней СУЗ, чтобы они упали под своим весом, но при этом стержни останавливаются. При скорости стержней около 0,4 м/с за время удерживания кнопки около 1 секунды стержни не могли пройти больше 0,3 м.
Остановка стержней свидетельствует о том, что к моменту нажатия кнопки аварийный процесс уже шел полным ходом и его результаты были налицо: активная зона и каналы были частично повреждены, что не позволило сработать аварийной защите. Т.е. как такового работающего реактора в этот момент уже не существовало (!).
Если, как пишут участники форумов, кнопка была нажата однократно якобы с целью снижения мощности, то это не меняет ничего, начавшийся аварийный процесс остановить было уже нельзя.
Из абсолютно авторитетных показаний Ю.Трегуба, начальника предыдущей смены 4-го блока[xxvi], а также ряда других свидетельств[xxvii] следует, что первые признаки аварии были четко слышны в момент начала испытаний на выбег в 01 час 23 минуты 04 секунды 26 апреля 1986 года (до нажатия кпопки АЗ5 – время 01ч 23м 39с - АЗ-5 по телетайпу)[xxviii].
Тот самый нехороший звук, который услышал Трегуб (и не только он) было реальным началом развития аварийной ситуации, когда произошло запаривание активной зоны, а затем за счет кризиса теплоотдачи (отсутствия нормального охлаждения топливных каналов) началось разрушения топливных сборок (ТВС). Те самые гидроудары, которые слышали также многие, по мнению О.Ю.Новосельского – следствие срыва и кавитации насосов ГЦН, входящих в резонансное состояние на определенной частоте - 600 об/мин [xxix], с прохождением которой связан каждый пуск и останов насоса. Затем в реакторе произошли несколько взрывов.
Согласно М.Федуленко (ИАЭ им. И.В.Курчатова) (в 1986 г. начальник лаборатории им. И.В.Курчатова)[xxx], для запаривания нижней и средней части рабочих каналов большого роста мощности не требовалось, т.к. температура воды была практически равна температуре насыщения (кипения). Это вызвало быстрое и полное выталкивание воды из технологических каналов и замещению её паром, что привело к быстрому главному скачку реактивности, который вызвал разгон реактора на мгновенных нейтронах. Этот разгон «взорвал» твэлы нижней половины реактора.
В насосном помещении был слышен шум (кавитационный грохот)[xxxi]. С целью выяснить, что там происходит, в насосную был послан оператор. В момент запаривания зоны все главные циркуляционные насосы прекратили подачу воды… Произошел массовый разрыв труб технологических каналов. В это время слышались шум, рокот и вибрация, которые приняли за первый взрыв в центральном зале. После разрыва труб каналов расход по всем насосам (по записям на самописцах осциллографов) возрос почти до номинала, так как воде ничего не препятствовало и она пошла в графитовую кладку и из насосов, и из сепараторов, превращаясь затем в пар за счёт нагрева графитом. Это вызвало второй взрыв…
Как признает сам А.Дятлов, персонал опоздал с нажатием кнопки. На самом деле все надеялись, что они смогут нажать спасительную кнопку АЗ5 и реактор будет все равно заглушен[xxxii]:«Почему Акимов задержался с командой на глушение реактора, теперь не выяснишь… но я тогда, а тем более сейчас, не придавал этому никакого значения – взрыв бы произошел на 36 секунд ранее, только и разницы». Возможно, персонал ЧАЭС часто работал в режимах «на грани», что подтверждает показания Казачкова[xxxiii].
На самом деле это неудивительно, так как персонал загнал реактор в практически неуправляемое состояние (ксеноновое отравление, низкий уровень мощности 200 МВТ, не предназначенный для работы, почти все стержни выведены из зоны, нарушен норматив минимального допустимого количества стержней в зоне), когда увидеть этот разгон было выше человеческих возможностей, а основная автоматика была отключена.
Согласно К.Чечерову[xxxiv] основные моменты развития аварии выглядят следующим образом, при этом АЗ-5 по его мнению была нажата в 1.23'51" :
«1.23'04" - начало испытаний, начало падения частоты и напряжения питания электродвигателей ГЦН и ПЭН, запитанных от выбегающего ТГ;
1.23'16" - срабатывание защиты по частоте с задержкой 30 с;
1.23'38,4" -1.23'39,4" - начало срабатывания защит по напряжению с задержкой 0,5 - 1,5 с;
1.23'39,9" -1.23' 40,6" - отключение четырех из восьми ГЦН и ПЭН, запитанных от выбегающего ТГ по срабатыванию защиты по напряжению, начинают срабатывать обратные клапаны, возникают гидроудары, вибрация оборудования, здания,, зарегистрированные сейсмостанциями (возможно, ощущавшиеся персоналом и зарегистрированные сейсмостанциями вибрации начались даже чуть раньше - в режиме останова ГЦН, ТГ на любой электростанции, не только атомной, оборудование начинает ходить ходуном;
слышен гул низкой частоты, грохот, здание сотрясается,
ощущаются удары выше отметки 10 м;
рушится кровля машзала на высоте 32 м;
1.23'46" - отключение собственных нужд блока по срабатыванию защиты по частоте, отключаются все насосы, захлопываются все обратные клапаны, возникают новые гидроудары, отключаются все приборы, гаснет электроосвещение;
1.23.49" - включается аварийное питание, зажигается свет, все смотрят на приборы, пытаясь оценить ситуацию;
1.23'51" - дается команда на аварийное расхолаживание реактора, нажимается кнопка АЗ-5.»
В приведенном ниже отрывке О.Новосельский[xxxv] определяет степени важности различных факторов аварии:
«…после нарушения программы испытаний выбега турбогенератора (ТГ)… были созданы условия для необратимого разгона мощности и взрыва активной зоны. Первое: при почти полном отсутствии штатных поглотителей в активной зоне происходил процесс распада и «выжигания» ксенона, разотравление – процесс с положительной обратной связью, т.е. саморазгоняющийся. Второе: ГЦНы, подключенные к выбегающему ТГ8, должны отключиться собственными защитами электродвигателей – по напряжению и/или частоте питающего тока. Срыв подачи остальных ГЦН неизбежен из-за недостаточного подпора на всасе – вполне ожидаемое явление. Далее запаривание активной зоны, разгон мощности за счет большого парового эффекта. Третье: кавитационный пар от ЗРК или даже от ДРК не конденсируется в потоке воды с низким недогревом и поступает на вход ТК. Опять-таки большой пустотный эффект обеспечивает мощный всплеск энерговыделения в нижней части активной зоны. Следует множественный разрыв ТК и дальнейшее развитие аварии. Каждый из трех факторов способен самостоятельно довести ситуацию до разгона на мгновенных нейтронах, различия – только в величине временного интервала от начала процесса до взрыва. В нашем случае все три фактора поучаствовали в аварии... При этом надо понимать, что все важные события, разрушившие реактор, укладываются в 6-7 секунд…начало разгона обязано кавитационному пару, появившемуся на ЗРК. При этом объёмное паросодержание этого потока могло превышать 20 % .»
Документы и эксперты о развитии аварии
Наиболее краткое, но емкое описание процесса аварии дает фрагмент доклада (Легасова) подготовленный для МАГАТЭ (№1 INSAG-1) (курсив и выделения шрифта – автор) [xxxvi]:
«К 1 ч 23 мин параметры реактора были наиболее близки к стабильным… и испытания начались… до этого оператор резко снизил расход питательной воды, что привело к увеличению температуры воды на входе в реактор… В 1 ч 23 мин 04 сек оператор закрыл СРК ТГ № 8 и начался выбег турбогенератора.
Из-за уменьшения расхода пара из БС его давление начало слабо расти… Суммарный расход воды через реактор начал падать из-за того, что четыре из восьми ГЦН работали от «выбегающего» турбогенератора.
Повышение давления пара… и снижение расхода воды через реактор, а также подачи питательной воды в БС, с другой, являются конкурирующими факторами, определяющими объёмное паросодержание, а следовательно, мощность реактора… Конкуренция этих факторов в конечном итоге привела к росту мощности. Именно это обстоятельство могло быть причиной нажатия кнопки АЗ.
Кнопка А3-5 была нажата в 1 ч 23 мин 40 сек. Начался ввод стержней A3… работа персонала с недопустимо малым оперативным запасом реактивности привела к тому, что практически все… стержни-поглотители находились в верхней части активной зоны.
В создавшихся условиях допущенные персоналом нарушения привели к существенному снижению эффективности A3. Суммарная положительная реактивность, появившаяся в активной зоне, начала расти. Через 3сек мощность превысила 530 МВт, а период разгона стал намного меньше 20 сек. Положительный паровой эффект реактивности способствовал ухудшению ситуации…
Продолжающееся снижение расхода воды через ТК реактора в условиях роста мощности привело к интенсивному парообразованию, а затем к кризису теплоотдачи, разогреву топлива, его разрушению, бурному вскипанию теплоносителя, в который попали частицы разрушенного топлива, резкому повышению давления в ТК, их разрушению и тепловому взрыву, разрушившему реактор и часть конструкций здания и приведшему к выбросу активных продуктов деления во внешнюю среду.»
Картина, представленная в этом документе, дает достаточно адекватное описание процесса аварии. Как мы видим, про «концевой эффект» дефект конструкции стержней, в этом докладе речи не идет.
Камни не исполняют желаний. Их исполняем мы сами, четко следуя однажды выбранному пути. - майор Кальтер - Свинцовый закат
Приветствую тебя гость! Что-бы иметь более широкий доступ на сайте и скачивать файлы, советуем вам зарегистрироваться, или войти на сайт как пользователь это займет менее двух минут.Авторизация на сайте
Истории - Страница 2 - Форум о Зоне Отчуждения и о модах игры Stalker
