Последняя пословица №26: «Больше той любви не бывает, как друг за друга умирает»…
17 июля 1991 года, спустя четыре года после нашего возвращения, мы с Володей похоронили нашего Толика, который умер от меланомы – рака кожи, не дожив до своего сорока четырёхлетия, полтора месяца. Шёл дождь, было много народу. Говорили много и хорошо. Мы с Володей молчали. Удивительно, но в феврале нас впервые направили на обследование в Краевой диагностический центр. Но Толик от поездки категорически отказался и сказал, что скоро умрёт. Мы с Володей тогда весело рассмеялись и, естественно, не поверили предчувствиям нашего товарища. Толик умирал очень тяжело. Чтобы уменьшить страдания, ему постоянно вводили наркотики. От его веса осталась половина, и гроб был почти невесомым, как – будто он хотел облегчить своим друзьям последние хлопоты.
4 сентября, в день рождение Толясика, мы с Евдокией Андревной – мамой Толика всегда в любую погоду приходим на его могилу. Осенью много хороших и красивых цветов, и его надгробие превращается в пёстрый цветник. Учителю приятно, что о нём не забывают его друзья и родные. Я каждый раз стараюсь поздравить Толика новым стихотворением. После его смерти неожиданно даже для себя я стал сочинять стихотворения почти профессионально. Издал сборник, который посвятил своему другу – Анатолию Пименову. А часы – луковицу Евдокия Андреевна передала мне на память. Часы ходят, но без хозяина стали со временем отставать. Я иногда беру их в руки, завожу и нажимаю кнопочку, чтобы открылась крышечка и слушаю, слушаю: - «Ой, да не вечор, да, не вечор…» А Толик в это время, наверное, слушает эту музыку где-то на небесах и подпевает: - «Мне малым – мало спалось…» Жди нас Толик! Мы – твои друзья когда-нибудь придём к тебе и будем вновь снова вместе. Но это произойдёт не так скоро, как тебе хотелось бы! Жизнь – прекрасная штучка. Главное – чтобы на земле не было второго Чернобыля. Нам с Володей такого уже не пережить. «Мне малым – мало спалось. Ой, да во сне привиделось!» Не фальшив, Толик! Я так и не научил тебя петь! Когда – нибудь научу. У нас впереди с тобой целая вечность…
P\S Владимир Михайлович Черномазов скончался от лейкоза(белокровия) 19 мая 2015 года - в День пионерии страны. Похоронен не центральном кладбище города Сочи под роскошной голубой елью, так и не успев оформить вторую группу инвалидности. Документы оформлялись бессовестно долго. Почти год...А если нет человека, нет выплат!Государство сэкономило в который раз на защитниках Отечества.На поминках я прочитал два стихотворения, которые посвятил этому скромному, замечательному товарищу по несчастью.Ждите, ребята,меня- третьего игрока в преферанс, который знает прикуп и живёт в Сочи...До встречи...
И ещё для уточнения... Когда писалась эта повесть, у меня не было компьютера с интернетом, и не было возможности перепроверить некоторые сведения,принятые автором со слов проживающих на заражённой территории моих хороших знакомых. В частности, в повести говорится о выселение жителей из г. Наровля Гомельской области. На самом деле, как выясняется в данное время, до аварии на Чернобыльской АЭС в районе было 74 населенных пункта, 8 сельсоветов (Вербовичский, Головчицкий, Дерновичский, Довлядовский, Завойтянский, Кировский, Красновский и Угловский). После катастрофы 1986 г. были упразднены четыре сельсовета — Угловский (1987), Довлядовский (1987), Дерновичский (1987) и Вербовичский (1995). Жители отселены в другие сельсоветы района и город Наровлю, а также за пределы района.Мои знакомые выбрали город-герой Минск. Были ликвидированы 35 населенных пунктов. Отселение продолжается и сейчас. В зоне отселения создан Полесский радиационно-экологический заповедник.А река Припять через Днепр продолжат выносить радиоактивную заразу, складируя на дне Черноморского бассейна.Из газеты "Российский Чернобыль" г. Брянска в своё время я узнал, сообщение пресс-службы МЧС России: "вдоль российского черноморского побережья находятся восемь техногенных свалок. Обследование двух из них в ходе экспедиции МЧС России 1997 года показало превышение уровней фоновых значений по цезию-137 и стронцию-90 в поверхностном слое донных осадков в десятки раз.
Пробы морской воды и грунта, взятые на участке Анапа-Новороссийск-Геленджик-Туапсе, показали наличие здесь на глубинах от 50 до 1500 метров радионуклидов цезия-137, стронция- 90 и трития"...
По заключению специалистов Обнинского НПО "Тайфун", участвовавших в той экспедиции, их содержание в отдельных точках северо-восточной части Черного моря превышало допустимую норму в несколько десятков и более раз"... Будем ждать новых не шокирующих нас результатов... Здоровья вам, граждане!.. Берегите себя в Черноморской волне...
Автор - Александр Сгадов Источник - proza.ru/2008/01/04/191
Камни не исполняют желаний. Их исполняем мы сами, четко следуя однажды выбранному пути. - майор Кальтер - Свинцовый закат
Человек, который поведал свою историю, уникален и настоящий полковник. Я горжусь этой дружбой. Он корректный и обаятельный человек. Обаятельный по роду своей прежней деятельности - внешняя разведка КГБ СССР. Имеются проблемы даже у полковников? Да. И у них, как у людей. Без проблем - ты не россиянин. Медаль «За спасение погибавших» как участнику ликвидации. В 97 году «ушли» со службы по состоянию здоровья, связав с пребыванием в Чернобыльской зоне. И … лишили Юру, Юрия Николаевича, статуса «ликвидатор». Он до сих пор на «птичьих правах». Не может пользоваться льготами нашего Закона. Нужно идти в суд. Я готов. Но полковник много лет в раздумье: как можно воевать с чиновниками из бывшего уважаемого учреждения, или, по-народному, «с конторой»? А куда денешься? Времена не лучшие. А, может, наоборот? Теперь-то можно судиться даже с таким уважаемым, неприкасаемым когда-то учреждением? Не «контора» виновата. А «конторские». Где их только нет, этих умников и умниц? Правда, в Чернобыле мы их не встречали...
И вот он, долгожданный рассказ «настоящего полковника». -В первых числах июня в звании майора я прилетел на вертолёте из Киева в Припять, сменив свою единственную парадную форму морского офицера на "афганскую". Уже в Киеве у меня забрали двадцать литров привезённого мною из Абхазии красного вина якобы на «ответственное хранение». Наверное, как я думаю, до сих пор настоящее «Каберне» хранится на полках украинского учреждения. Только с годами стало лучше.
Приняв дела у своего коллеги, обмыв передачу должности и дел «местным разливом», мы изыскано закусили выпивку чёрной икрой, которую я привёз из Сочи.
Мои сослуживцы, друзья-офицеры дружно отдали свои доли. В то время одна большая банка с чёрной икрой выдавалась на четыре офицера отдела. Я сам напросился поехать в Чернобыль. И тем самым освободил кого-то от небезопасного выполнения приказа. Видно, из сочувствия и солидарности к моей командировке, металлическая банка чёрной каспийской икры грациозно перешла в мой «тревожный» рюкзак.
Двадцать девятого июля 1986 года в мой день рождения, - продолжил рассказ Юрий Николаевич,- я находился в Кубанском полку гражданской обороны в Будоворовичах возле посёлка Новый мир и выполнял поставленную задачу. А задача, помимо должностных обязанностей, была до смешного простая: не дать полку взбунтоваться. Прикомандировав людей на два месяца службы, начальство изменило «условия игры» и продлило командировку, поставив во главу полученную суммарную дозу облучения в 25 рентген. Надо отметить, что бунта не произошло. Но поволноваться пришлось всем. В том числе и мне. Особым раздражителем ситуации был Латышский полк, наш сосед по зоне. Волна недовольства от «латышских стрелков» легко могла докатиться и до нашего расположения. Цунами, как известно, не щадит никого. Выживают только те, кто находится на возвышенности, на верхушке событий. А я был на равнине, в гуще событий, в коллективе разъярённых мужчин. А их -1200, и все без женского внимания целых два месяца. Это только на Западе солдатам дают возможность разрядиться в домах терпимости. Мы еще до этого не дошли. А в то время мораль и приказ были на первом месте.
Контрразведка, представителем которой я был в то время, всегда выполняет в военное и мирное время одну задачу - не допускать. Вся информация о Чернобыле, по понятным обстоятельствам, была строго засекречена. Да я думаю, что известная информация и до сих пор не отображает полноту катастрофы того времени.
По стечению обстоятельств 29 июля 1986 года совпал ещё с одним праздником – Днём Военно-Морского флота. А поскольку я окончил морское училище, в душе считал и считаю себя моряком. Тельняшка в то время была моей нательной формой.
Рядом с частью находилось несколько выселенных сёл, в которых проживали сорок-пятьдесят семей, в том числе, голова колхоза, коровник (ударение на последний слог) и участковый, который систематически конфисковал у местного населения самогон. Но не самогонные аппараты. Будучи человеком не жадным, участковый регулярно устраивал в полку среди офицеров «дегустацию» народного, самобытного, непревзойдённого жидкого и горящего творчества.
В воскресенье я решил сделать себе выходной и достойно отметить 34-ый год своего рождения. Оставив за себя помощника, я поехал в гости к «знакомому Голове».
Когда я приехал в село, хозяин и участковый уже были навеселе. Поздоровавшись, я сказал, что они молодцы, что отмечают день Военно-морского флота, на что они страшно удивились и даже высказались по этому поводу.
- Тю. Що таке свято є? Не брешеш? (Тю! Чо такой праздник есть? Не врёшь?)
Я показал свою тельняшку и продолжил начатый разговор, сказав, что у меня к тому же день рождения. Эту информацию пришлось доказать, предъявив недоверчивым хохлам соответствующие метрики.
Прочитав и сопоставив данные с моей физиономией на фотографии документа, выпившее руководство колхоза предложило мне подарки в виде десяти литров самогона или на выбор, что я хочу. Будучи заядлым рыбаком, который ещё не рыбачил на Украине, я напросился на рыбалку. И мы немедленно, набрав всё необходимое для «рыбли», выехали на небольшую речку Уж, которая впадала в Припять.
Понимая, что рыба, по сути, возможно, заражена, мы уговорили себя, что это не так страшно, если не есть её с костями, в которых может быть радиоактивный стронций. Килька в томатном соусе за месяц надоела так, что организм предпочитал отраву, а не это томатное недоразумение.
Участковый предусмотрительно взял с собой бредень, что помогло нам очень быстро наловить для костровой ухи необходимое количество рыбы. На удочку мы практически не ловили. Наверное, было не до этого. И вот у костра под местный мутный напиток жизни я услышал то, что с годами до сих пор вызывает у меня улыбку и весёлые воспоминания того трудного, но счастливого времени.
В Чернобыльской зоне, помимо трудовых будней и бдений, были и жизненные весёлые фрагменты. Необходимо было уметь расслабляться и улыбаться. Показанный как-то 4-хсерийный французский фильм «Анжелика - маркиза ангелов» на украинском языке до сих пор вызывает во мне гомерический хохот. Такое нужно видеть, а главное – слышать солдатский хохот на любую фразу героини и героев фильма.
На огонёк костра завернул знакомый редактор газеты «Полесска правда». Звали его, я уж и не припомню, как. Но это и не важно. Возможно, и правильно, что в то время я забыл его анкетные данные.
Но всё по порядку. Немного расслабившись, закусив и выпив, редактор стал развлекать нас частушками, которые ему постоянно «кто-то присылал в больших количествах».
Постарались москали: Пол-Чернобыля в пыли. Дружбы нашей урожай, Как коровник убирай.
У Грицко сегодня стресс: Хлопчик на ЧАЭС полез. Народятся москали. Но жене не говори.
Закопать бы мирный атом Под Кремлёвской да стеной. Поделиться нашим каком С верно хреновой Москвой.
И реактор в Мавзолее На века похоронить. Наш Ильич сбежит быстрее – Он в «грязи» не сможет жить.
Москалям войны не надо. От Чернобыля беда. Будет дохнуть наша Рада, Будут чахнуть города.
С москалями трудно жить Во время перестройки. Пол-Европы не отмыть Чернобыльской помойки.
Кто рванул вчера АЭС, Вряд ли кто прознает. Рыжий лес, как КГБ, Тайны охраняет.
Ах, за что ты Михаил Не любишь Украину? Пол-Чернобыля накрыл И мою скотину. Сало светится в ночи, Самогон сияет. Двух метровые грачи Ночью дико лают.
Ах, спасибо москалям, Помогла Россия. За Чернобыль платят нам В страхе от бессилья. И боятся, что рванём Мы второй реактор. Украинский чернозём
Не распашет трактор. Вы не бойтесь, господа, Доллары платите. Нашей Припяти вода Не для чаепитья.
Радиация сравняла Оба пола, наконец: Киевлянка уж не самка, Гомельчанин не самец.
Нам не нужно фонарей - Светит телом каждый. Но теперь в селе светлей - Для оплаты важно.
Познакомился Грицко С дамой облучённой. Варит борщ рукой легко С чесноком толчёным.
Сом глотает рыбака, Лодку и собаку. Припять - странная река Ходит в бой, в атаку.
Раки могут отщипнуть От жены различие. Мне б достоинство прикрыть И спасти величие.
Наша станция родная Нам останется навек. Я другой страны не знаю, Где сверкает летом снег.
Встань, Володя, подивися, До чего мы дожилися: Нету мяса и вина, Радиация одна.
Рыжий, Ражий, Рыжий лес И могильник рядом. Самогон снимает стресс И грибы, что надо. Я грибами закусил, И прижал девицу. Но хватило только сил, Чтобы облучиться.
Эх, призвать Политбюро Чистить «мирный атом». За собой убрать дерьмо С Ленинской цитатой.
Миша, Миша Горбачёв, Славе перестройке… Сдох вчера в избе жучок В Чернобыльской помойке…
Как защита самогон, Сало с чесноками. В перестройку я влюблён… Не мужчина с вами.
Мы на свадьбах экономим, Ждём от аистов детей. Импотенция в законе От Чернобыльских идей.
Мавзолей, как Саркофаг, Тайны охраняет. Сколько в них ненужных «как», КГБ лишь знает.
После первых строчек антироссийских частушек нога участкового врезала по ноге редактора. Но тот, подшофе, не замечая, продолжал шпарить наизусть и с выражением. Как учили в школе. Задиристые и бесшабашные строчки производили впечатление. Если бы меня не было у костра, возможно, мужики не просто смеялись, а ржали до коликов в животе. А тут…
После своего феерического выступления редактор победно обвёл всех взглядом великого актёра. Мужчины молча, закусывали, пряча свои весёлые глаза под партийной маской государственных представителей районного масштаба.
И только участковый уполномоченный, не выдержав, как бы вскользь обронил: - Грицко, хрена ты смеёшься? Юрко-то у нас в Комiтете державноi безпеки служит?!..
Тишина… Только слышно было, как потрескивал костерок, и рядом в воде тупо плюхнулась довольная рыбина, поймавшая и утащившая на дно стрекозу. Не менее…
Редактор не растерялся: молодой, но уже обученный жизнью выкручиваться из любой «расстрельной» ситуации: - Я ж і говорю... Яка тварюка написала цей пасквіль?.. Підлюка. Своїми руками залавіл би, якщо б знал: кто цю гидоту пише і присилає?
Прошли года… Сегодня Юрий Николаевич смог рассказать нам историю, которую, как я понимаю, он запомнил на всю оставшуюся жизнь. Но не рассказывал нам из-за того, что он всё-таки был настоящим полковником и Человеком, не предавшим, не смотря на трения и недоразумения, свою службу и дело жизни. Я называю это просто: порядочность. Редкое качество в наше время. И бесценное для тех людей, которые всегда чтили офицерскую честь и служили великой Родине в трудные годы, забывая о себе и своём здоровье…Но в любое время, каждому нынешнему чиновнику они могли с достоинством сказать, как отрезать:- Честь имею…
И эта фраза была не пустыми словами, а подтверждалась участием в событиях, которые унесли многих в заоблачные светлые дали… Честь имеем!..
P\S В 2012 году я помог Юрию Николаевичу восстановить через суд звание участника ликвидации катастрофы на Чернобыльской атомной станции. «Контора» на заседание суда не явилась, прислав заявление, что они не будут участвовать в процессе. Мне показалось, что где-то, у кого-то проснулась эта странная штука - совесть. Но, возможно, я ошибся? А?.. Честь имею...
Автор и участник ликвидации катастрофы на Чернобыльской атомной станции в 1987 году... Но это уже совершенно другая история…С другими песнями и стихотворениями… Здоровья вам и долгих лет жизни!.. Без Чернобыльских катастроф…
Источник - proza.ru/2015/12/16/868
Камни не исполняют желаний. Их исполняем мы сами, четко следуя однажды выбранному пути. - майор Кальтер - Свинцовый закат
Дата: Понедельник, 20.12.2021, 00:05 | Сообщение # 43
Гадский Админ
Администрация
Сообщений: 2580
Статус: Offline
К тридцатипятилетию Победы над Чернобылем посвящается!
Глава 9. Попутчик
Евгений Самойлов
Дорога от полевого лагеря 25 бригады до КПП "Дитятки" прямая и не очень долгая. Машиной за 20 минут - неспешно. Ничего особенного: выезжаешь из лагеря - сразу въезжаешь в сосновый лес. Выехал из леса, сразу - КПП.
В тот раз я ехал на ГАЗ-66. В тентованном кузове машины сидело около 3х десятков солдат из моей дезактивационной команды. Обычно нас в кабине сидело 2 офицера, но тогда я был один.
Серая лента дороги блестела в утреннем солнце между желтыми стволами сосен и была пустынна. Утром движение было в основном только в сторону Чернобыля. Встречная машина в 7 утра была большой редкостью, а попутные или уже далеко обогнали нас или плелись сзади. Поэтому, одинокую фигурку, вышагивающую вдоль обочины, я заметил еще издали. Все-таки обзор в ГАЗ-66 лучше, чем БРДМ!
Через пару секунд стало ясно, что по дороге идет старенький дедушка. Сгорбленная фигурка в новом стеганом ватнике и "парадной" кепке, достаточно резво продвигалась в сторону Зоны отчуждения, хоть и опиралась на палку.
Я приказал водителю притормозить. Ясно, что старый человек идет в сторону КПП и мы его можем подбросить, ведь эта дорога здесь одна такая, трасса Киев-Чернобыль.
Услышав шум мотора приближающейся машины, дедушка отошел с дороги на обочину, стал у жёлтого знака "На обочину не съезжать -Радиация!" , упершись руками и грудью на самодельный посох, чтобы переждать пока мы проедем мимо.
Мы притормозили. Я открыл дверцу и обратился к нему :"Дедушка, Вам куда?" Он назвал село, которое находилось внутри зоны. -Садитесь, мы до КПП Вас довезем, но дальше Вы пройти не сможете. -Ой дякую, хочь так! - обрадовался он. Схватившись крепкими, узловатыми пальцами за дверцу и поручень, он залез в кабину. Я, потеснившись, помог ему, взяв его палку - отполированный с сучками крепкий ореховый дрын - герлыгу. Дед, пыхтя, устроился поудобней, по-хозяйски захлопнул дверь в кабине и мы двинулись дальше. *** - Я - Петро, - и протянул мне ладонь для рукопожатия, - домой йду. Предвосхищая мой вопрос громко, почти торжественно, произнес старичок. - Нічого, проживу один, хай одна там кукує. А то сидить, скиглить, плаче. Всю душу мені попиляла, як та, як та ... Дедушка замолчал, подбирая слово, а потом часто часто заморгал и отвернулся от меня... Я понял, что это он про жену. -Вас эвакуировали? - спросил я. -Так, вивезли, та як те старе лахміття кинули! Завершение каждой своей фразы дед отмечал громким ударом дрына в пол машины, будто ставил громкую и последнюю точку. -Нас, зі старою відвезли до (он назвал какую то деревню под Киевом). Може знаєш? Я отрицательно помотал головой. -Ти звідки, синок? З Харкова? Велике місто, велике... Так от, у всіх з нашого села хозяї люди, як люди, а нам попалася чиста гадюка! Поселила нас зі старою в курнику. Там у дворі не ступни, воду з колодязя не пий, бо - заразні, бач, радіація, а в неї діти. Тьфу! Я почав був із нею сваритися, та з жінкою ругаться що ссцяти проти вітру! Кажу своїй: "Пішли до хати!" Боїться, радіація! Тьфу! Ось ти синку,бачив тую радіацію? Бачив?! Та ти молодий от і бачив! А я - старий! Нема на мене такої радіації, щоб з хати мене вигнати могла! Дед угрожающе замахал своей палкой. То ли радиации, то ли хозяйке-"гадюке". - В мене хата гарна, під залізом! Три роки, як перекрив, - с нескрываемой гордостью заявил он. - Коза біла є - Манька. Сир любиш? Ні, ну тоді ти - телепень! Козій сир силу дає, чоловічу силу. Та ти ще молодий, потім зрозумієш... Он на секунду призадумался. -Проживу, риба буде, сир буде, на городі чогось виросте... Проживу! Мы уже доезжали. Я сказал дедушке, что высажу его, чтобы не видели на КПП. Предупредил его, что всю зону уже огородили колючей проволокой, а по дорогам патрули. Дед невозмутимо мне сказал: - Тю, колючка... Знаєш яка тут у нас партизанка була? Партизанка була і в 18-му, і за Сталіна була партизанка. Я за німців, в сорок другому, ходив в партизанку. Німецькі патрулі були - ОГОГО! А тут наші... Тьфу! Опять стукнул палкой в пол машины и, хитренько так , подмигнул... Тут такі стежки є по болотах , що тільки я знаю, ніхто мене не побачить і не зупинить! Я ДОДОМУ ЙДУ. Водитель остановил машину, не доезжая до КПП метров 300. Дедушка кряхтя вылез из кабины. - Спасибі тобі, синок! Щасти! Храни вас Боже!
Мы тронулись потихоньку. В зеркало заднего вида я видел, как старичок с палочкой, в стеганной фуфайке снял новую кепку и, перекрестив бойцов в кузове нашей машины, поклонился в пояс нам.
А потом, будто растаял в воздухе, исчез...
Говорят, что Апостол Петр держит в своих руках ключи от Рая.
Камни не исполняют желаний. Их исполняем мы сами, четко следуя однажды выбранному пути. - майор Кальтер - Свинцовый закат
Евгений Самойлов - Синие звёзды. Записки чернобыльца
Предисловие автора
Мне очень часто снится один и тот же сон. Якобы меня неожиданно призывают в армию, и я в толпе, таких же, как и я сам - одинаково беззащитных человеков в военной форме, начинаю доказывать кому то, что я - офицер. И опять малюю, малюю шариковой ручкой на суконных солдатских погонах синие офицерские звезды, как тогда в мае 86...
Писать о чернобыльских событиях неблагодарное занятие, особенно более чем через уже два десятка лет. Память человеческая - ненадёжная штука, которая начинает подводить хозяина уже через несколько минут после события, а тем более спустя такой длительный промежуток времени.
Поэтому, данные записки скорее являются попыткой передать те ощущения и переживания, которые врезаются в саму сущность, в подкорку человека навсегда. Эти переживания преследуют каждого, пережившего подобное, на протяжении всей жизни. То в навязчивых, повторяющихся чуть ли не еженощно полуснах. Они, по сути своей, вроде и не являются кошмаром, но, после пробуждения среди ночи, оставляют после себя такое чувство неясной тревоги и опасения, что невозможно заснуть от прокручивания в уме то - ли сонного бреда, то - ли реального и такого уже давнего воспоминания в долгие часы до рассвета. Или, вдруг, заставляют, внезапно, остановиться посреди многолюдной улицы от такого знакомого и нераспознаваемого в своей тревожности запаха или звука...
Теперь мне трудно претендовать на абсолютную непогрешимую точность описания в датах, в фамилиях и хронологическом порядке событий. Я думаю, что это сейчас и неважно, прежде всего, для меня, ведь эти записки – своего рода психотерапия, которая позволит, хотя бы немного ослабить тот психологический груз, который давит в повседневной жизни на любого чернобыльца, афганца, другими словами – «ветерана и участника», (как пишут в наших удостоверениях), переложив его на бумагу.
Глава 1. Прощание славянки
26 апреля 1986 года. Я отлично помню весь этот день. «Утро туманное, утро седое…».
Холодный туман в Харькове продержался от рассвета до полудня. Нас, с моей молодой женой, пригласили на свадьбу моей коллеги Ольги именно этого числа.
Это была суббота. Мы приехали на посёлок ХТЗ часов в двенадцать дня. С утра было сыро и мерзко, но после часа дня вдруг распогодилось и стало неожиданно, по-летнему, тепло и все вышли из дома. Веселье продолжалось во дворе дотемна, и настроение было особенно приподнятое и тёплое и от отмечаемого события, и от внезапного весеннего тепла…
С 28 апреля по 5 мая я взял у директора своего института несколько дней за свой счёт, чтобы съездить в Гудауту, к родителям моей жены встретить с ними майские праздники. Мы вылетели из Харьковского аэропорта рейсом "Харьков - Сочи" 7429 и в девять утра были уже в цветущем Адлере. Нас на своей машине встречал мой тесть. Мы ехали по шоссе, кругом неимоверно - сказочные пейзажи весенних субтропиков и из машинного приёмника вдруг «сообщение ТАСС»...
Каждый советский человек, тут же непроизвольно, настораживался и вслушивался в каждую фразу подобного сообщения: «Авария...», «...Чернобыльская АЭС…», «...частичное разрушение активной зоны реактора, с выходом продуктов распада в атмосферу...», «...погибли два человека...», «...эвакуация населения...». Между слов читалась напряженность ситуации и неординарность события.
Для меня, как химика, было абсолютно понятно, что ядерный реактор не может просто разрушиться, ведь это немыслимо! Такие устройства проектируются с максимальной защитой от именно подобных происшествий, а тут погибли люди! В телевизионных новостях говорилось о контроле над ситуацией, и это меня немного успокоило. (Я даже не мог себе представить, что под словом "контроль" подразумевается дистанционное наблюдение начальства над естественным ходом развития событий!).
Мы отлично провели это время, где я в первый (и, как оказалось в последний!) раз увидел, как проходит такой светлый для каждого советского человека ("совка") праздник Первомая в национальной (теперь супер - национальной!) автономной республике, и вернулись в совсем другой Харьков.
В городе была очень тревожная атмосфера. Мой шеф рассказал о некоем закрытом письме обкома партии, в котором рекомендовалось соблюдать меры радиационной безопасности, т.е. плотно закрывать окна и двери, проводить влажную уборку, на открытый воздух выходить только в головных уборах и т.д. Я поспешил в больницу, куда положили мою жену, чтобы предупредить…
15 мая я сходил в холодногорскую баню, и обедал с женой, когда в дверь позвонил некий капитан и вручил мне повестку, в которой значилось, что я обязан 16 мая явиться в районный военкомат для убытия на 45- дневные военные сборы. Я все понял - обычно капитаны не разносят повестки, собственно они вообще не должны это делать, а уж если принесли, то...
Утром я поехал на работу в университет, показал повестку, надеялся - может быть удастся «отмазаться»? Но "шеф", после переговоров с начальником второго отдела (в СССР при каждом учреждении был отдел по призыву в армию – 2, а 1отдел – КГБ), генералом в отставке, сообщил мне, что ничего нельзя сделать и посоветовал использовать этот шанс для поступления в Коммунистическую партию! Я немедленно звоню жене на её работу в школу и сообщить, что уезжаю сегодня…
Ближайший поезд на Киев отправляется 16 с чем – то, а уже около часа дня! Я в панике накручиваю диск аппарата, практически без надежды застать её на работе. Увидаться бы! О чудо! Телефонный автомат доносит её далёкий голос. Вкратце объясняю ситуацию: что срочно забирают на военные сборы, что уезжаю, что сейчас, что времени нет.
Через полтора часа уже встречаемся на перекрёстке «Ярославской» и «Свердлова». В руках у неё сумка с моими вещами и кулёк с провизией. Когда только успела? Любимые карие глаза наполнены слезами. Обнимаю возле ствола старой липы и пытаюсь, как могу успокоить. Что-то не получается, - всё равно плачет! У меня тоже комок в горле, как могу пытаюсь сдержаться от слёз, ведь мужчины не…
Сейчас вспоминаю, что вокруг нет людей! В городе непривычно пусто! Рвётся провожать меня на вокзал… Убеждаю, что не надо, что долгие проводы лишние слёзы… Проклятый комок! Прощаемся у входа в облвоенкомат.
Навсегда врезалось в память: ...По улице «Ярославской», в сторону «Благовещенского базара» под деревьями с молодой листвой, идет молодая женщина с высоко поднятой головой. Оглядывается – вижу, что по щекам текут слёзы. За неё отдам свою жизнь. Чёртов комок...
Уже знакомый капитан, в пустом коридоре облвоенкомата, кидается ко мне, как к родному! Только теперь понимаю, что уже очень многие проигнорировали аналогичное приглашение «мамы-Родины» встать на её защиту.
Знакомимся ближе, зовут - Игорь. Возле окна выслушиваю добрые советы «бывалого»: - Чтобы не геройствовал. - Чтобы сам не лез, куда не посылают». - А то ему, бедному, хватает работы разносить ордена безутешным вдовам и потерянным от горя матерям безвестных героев Афганской войны.
Сия речь, немедленно, была усилена демонстрацией, извлеченных из кармана брюк, двух картонных коробочек с орденами «Красной Звезды»! Я на всю жизнь сердцем впитал этот штабной «оптимизм» кадрового офицера...
В пустынных коридорах военкомата я познакомился со своими будущими попутчиками в поездке на Киев и далее. Это были 3 человека (собственно 2 и абсолютно пьяный майор). Люди ехали в Чернобыль, а майор в Киев, в штаб Киевского военного округа на разборку пьяного дебоша, который он устроил, разбив казенную пепельницу о голову военкома Октябрьского района г. Харькова. Скандал вышел из рамок района, поскольку была вызвана милиция, "скорая" (акты, бумаги). Сложная жизнь у профи...
В одном из кабинетов мне на руки выдали личное дело, проездные документы в Киев и далее в Белую Церковь. Я с интересом полистал тоненькую папочку с разными бланками и формами, где на каждой странице моё дорогое «ФИО». К корешку картонной обложки был прикреплён мой «смертник», алюминиевая пластинка с выбитым номером «Р-066921». Шевельнулась подлая мыслишка, что если я сейчас с личным делом, с карточкой убытия на руках исчезну, то никакое КГБ, милиция и т.д. меня просто искать не станет. Я для Государства просто исчезну... Но, я химик, меня учили этому 9 лет, я офицер, я люблю эту Женщину. В душе появилось ощущение азарта и упрямой решимости пережить это время по СОВЕСТИ и ОБЯЗАТЕЛЬНО вернуться.
Вчетвером пытаемся решить, кому идти за спиртным, а кому за билетами. Мы с Витей, вызвались за билетами. В 1986 году купить спиртное после полудня было просто чудом: Горбачёв и его борьба за трезвость. Майор покачал головой и с Владимиром Николаевичем двинул за вином по известному только ему маршруту. Встречались возле поезда «Харьков-Киев». Абсолютно пустой перрон, вагон №6, купе.
16 мая 1986 года, кроме нас четверых и проводницы, женщины лет 35, на Киев никого. Пьем с проводницей молдавский портвейн «Белый Аист», закусываем россыпью фундука от гостеприимной хозяйки вагона. Хмель не берёт...
Киев - Белая Церковь – Ораное.
Эта глава написана уже давно, но жизнь подкинула мне "случайную" встречу и я вынужден вернуться к уже описанным событиям, чтобы написать продолжение. Вынужден, т.к. я в очередной раз убеждаюсь - в моей жизни ничего не бывает случайного.
Прощание словянки
Часть 2
2 бутылки коньяку.
Есть определенная степень опьянения, когда тебе спиртного уже хватило, а собеседника еще нет. Это в смысле не в том, что его совсем не было до этого, а в том, что весь Мир у твоих ног, а никто этого не замечает, но сказать особо важное тебе надо обязательно, ну хоть кому то. Я не буду скрывать, что и сам иногда бываю в таком состоянии, когда кругом одни камрады и каждому хочется чего то сказать. Правда, когда мне было лет тридцать, меня отучили от таких попыток - просто жестоко избили, сломав нос и пару ребер, когда я обратился к нескольким ребятам на остановке с нейтральной фразой, чувствуя непреодолимое желание пообщаться. Меня даже не ограбили...
2 дня назад на той же остановке ко мне пристал с разговором представительный мужчина лет 60. Этот тип был явно в таком настроении. Обычно, я немедленно пресекаю такие потуги со стороны незнакомцев, найти во мне клиента для наматывания лапши с соплями на мои родные уши. Но, в этот раз меня что то остановило...
Товарищ пошатываясь и дыша мне в лицо перегаром коньяка,обратился, пытаясь тщательно проговаривать звуки:"Здравствуйте! Извините, не судите меня строго, но, как Вы относитесь с экологии нашего города? В смысле, к возникшему состоянию общей экологической обстановки..."
После моего ответа, что я к любой обстановке, которая неожиданно для меня вдруг, рядом возникает, отношусь очень настороженно. Он посмотрел на меня заинтересованно и полуосмысленно. -Вы знаете, я тоже! -Он тут же начал мне рассказывать: -Про вред машин, которые проносятся мимо, пока мы ждем троллейбуса; -Про литейный цех в Харьковской тюрьме на Холодной Горе, который пылит тяжелыми металлами на всю центральную часть города; -Про сжигание пластиковых бутылок на "Коксохим заводе"...
Последнюю новость он уже почти шептал мне на ухо, как большой секрет государственной важности, хотя эти запахи я чувствую носом уже примерно пол года. -Нас же травят, травят, как крыс, как тараканов! Вы представляете, что такое окисленная хлорорганика? Это же - канцероген, сплошной и страшный канцероген!
Я выразился в том смысле, что не только разделяю его озабоченность, но и понимаю ее, как профессиональный химик. Он был в полном восторге!
Протянул мне руку, начал представляться: -Я 20 лет был заместителем начальника хим лаборатории Обл.СЭС. Теперь ушел. Занимаюсь тем-сем...
-Откровенно говоря, я не химик, я - санитарный врач, закончил мединститут. Его "откровенно понесло"...
Он начал мне описывать особенности своей сложной государевой службы, которая сводилась к тому, что и не брать нельзя, а возьмешь - еще хуже, что давать - плохо, а не давать - смертельно! Это еще опасней, чем Чернобыль с его радиацией!
Я напрягся, сказав ему в жесткой форме, что я -чернобылец, и прошу его быть аккуратней при его упоминании. Ему было все равно, он был готов мне выложить всю свою подноготную одновременно с биографией!
-Я тоже чернобылец... Почти!
У видев мой немой вопрос в глазах, как это, почти чернобылец? Он с невозмутимым видом, начал мне рассказывать, что он в армии служил санитаром, и за пол года до дембеля ему предложили окончить курсы в Саратове на военного химика. Дембель задерживался всего на 3 месяца, а домой приходит не сопливый старший сержант, а целый младший лейтенант, командир взвода радиационной и химической разведки! Он несколько раз ездил на специальные сборы, участвовал в боевом развертывании химических войск в 84 году...
...Когда взорвался 4 блок он был в командировке и в первый призыв он не попал. Все его товарищи по Харьковскому батальону химической защиты уехали без него. 13 мая 86 года ему принесли повестку явиться в Октябрьский военкомат. 14 мая он прошел медкомиссию и ему сообщили, что он едет в Чернобыль на замену своего товарища Славы. Он дал 25 рублей майору, чтобы его выпустили из военкомата и помчался на вокзал, чтобы купить коньяк. Взяв 2 бутылки коньяку и закуску он вернулся и смело пошел в кабинет военкома Чайки. В Чернобыль он не поехал...
16 мая в Чернобыль поехал Я Я поехал в Чернобыль, хоть и не был военным химиком. Я заменял Славу Полюхина, который хватанул 25 рентген за один выезд, когда возил к "развалу" какого то академика. Я не проходил медкомиссии Я не платил 25 рублей офицеру Я не стал давать 2 бутылки коньяку военкому.
Я по совести и чувством долга вернуться домой, обязательно вернуться - сел в поезд на Киев в пустой вагон . Я ехал в одном купе похмельным майором, который разбил голову Октябрьскому военкому Чайке пепельницей в кабинете, когда они распивали эти 2 бутылки коньяку и не поделили эти 25 рублей. Майор ехал в штаб округа на "разборки" за нарушение субординации, а я ехал в Чернобыль.
2 бутылки коньяку...
Глава 2. Первый выезд
Как ни странно, но я попал Чернобыль в период относительного затишья (18 мая 1986 года).
Видимо, после горячки первых дней, начальники лихорадочно решали, что же делать дальше. Поэтому, попасть в "Зону" в это время было весьма проблематично. Чего только стоят устные, спускаемые "Сверху" распоряжения командира батальона:- "Не пускать (в смысле не зачислять в формируемую дезактивационную команду) в "Зону" водителей БРДМ", т.к. они могут понадобиться в более горячей обстановке!
С другой стороны, нас подняли по боевой тревоге в 4 часа утра 19 мая т.к. загорелся какой-то кабель на 3 энергоблоке, что могло привести и к его взрыву . И мы просидели, в медленно накаляемых солнцем бронированных машинах, не смея вылезти до двух часов дня, ожидая рокового для некоторых (а может быть и для меня!) приказа выехать на разведку возможно взорвавшегося 3 энергоблока.
И вот вчера Сергей Смыкалов, командир второго взвода, предложил мне выехать вместо него на пристань. Я согласился немедленно, т.к. для себя я сделал вывод, что лучше заниматься конкретной работой в "Зоне", чем “околачиваться” в лагере. Я поймал себя на мысли, что это со мной уже когда то было (дежавю!). Но вспомнил, что это - из воспоминаний моего деда фронтовика - сталинградца Ивана Ефимовича. Он мне рассказал, что самые угнетающие воспоминания о войне у него остались не о боевых действиях, страхах и ужасах боёв в которых он участвовал на фронте, вшей и грязи окопной жизни, а месяцах, которые он проводил в тылу, во время переформирования частей, от тупой безысходности примитивных приказов начальства и бесполезной муштры.
Действительно, та неделя, которую я как командир взвода радиационной и химической разведки провёл в лагере без конкретного дела, развлекая своих и чужих солдат, ежедневными рассказами о сути радиации (попробуй подобрать доступные термины для понимания глубокого колхозника!): "Альфа, бета, гамма, гамма, бета, альфа, ДП5-В…". Б-рр..! Пыльно, скучно и тоскливо! И я уже к концу пятых суток изнывал от такого безделья в лагере.
А ведь меньше недели назад, на меня производили пугающее впечатление те цифры, которые произносили «бывалые» после выезда в "Зону". На вопрос: «Сколько?» следовал ответ -5, 8, 10 рентген за выезд! Я с ужасом проецировал на себя те последствия, которые могут быть у меня, если я вдруг получу такую «огромную» ежедневную дозу..."А может быть, я смогу пересидеть в лагере те два месяца, которые значились в повестке и не получить дозу?" - постоянно вертелась в голове "мыслишка".
Но теперь, всего менее чем через неделю, острота опасности радиации резко притупилась. Ведь, она присутствует здесь везде. Только включи ДП-5В и стрелка упрямо движется к отметке 2 миллирентгена в час фона на первом поддиапазоне, если измерять возле собственной койки. Однозначно, что без «дозы» никто отсюда домой не уедет. Об этом прямо говорит наше, и многочисленное (как мухи об мёд), приезжее начальство, по-военному бодро: «Дома своих баб е… будете только через реактор!» Разговоры в лагере только о магической цифре – "25" рентген, полученной дозы, только тогда ты выполнил свой священный долг перед Родиной (похоже навсегда) и можешь отправляться домой! И вот это - воистину щедрое предложение Серёги! Так, что это - мой шанс, и я его не должен упустить! Мы тут же пошли к ротному Петелину в соседнюю палатку.
Старший лейтенант лежал вытянувшись во весь свой немалый рост на койке. Я услышал его вялую словесную перепалку с ротным старшиной прапорщиком Черным, который в палатке устроил вещевой склад. Учитывая, что из прачечной возвращали простыни и портянки во влажном состоянии, а вывешивать на открытом воздухе это богатство было нельзя ("Осторожно радиация!"), то в палатке уже чувствовался некий несвежий аромат, и ротный командир выражал своё недовольство, не стесняясь в выражениях, которые были слышны даже вне тонкой парусины. Откинув полог, мы заглянули в темноту палатки.
- Разрешите обратиться, товарищ старший лейтенант?!» - Самойлов, ты это... Короче!
Поморщившись, будто я оторвал его от любимого занятия, сказал Петелин, и я вкратце, объясняю ситуацию с Серёгой: - что он устал от работы в "Зоне" - что уступает своё место в "Зоне" мне.
Серёга в это время, как-то неуверенно кивал. Петелин почесал, как Никулин в «Кавказской пленнице» пятку и, после недолгой паузы, выдал: -Не возражаю… -Только ты смотри там,… по -аккуратнее!
Я понял, к чему он клонит. О пристани в бригаде ходили нехорошие слухи. Там "радиация" упала очень пятнисто и можно было элементарно вляпаться, если внимательно не следить за радиационной обстановкой...
"Глубоким" утром (часа в 3 ночи) меня разбудил помощник дежурного по батальону. Я пошел в командирскую палатку, где на планерке мне растолковали боевую задачу на "завтрашний" день. Всё было предельно просто. -Сегодня встаёшь в 4 утра "оправляешься". -В 5 утра, будишь водителей, чтобы подготовили и прогрели машины к выезду, и после завтрака собираешь людей из 3 разных батальонов, сажаешь их в машины. -Составляешь военную колонну из своих 4 БРДМ, 2 пожарных машин, одной пожарной авто-лестницы (впрочем, это – "приданные средства", и у них есть свой командир, который подчиняется тебе) и... - И вперёд, по маршруту «Ораное – Дитятки – Черевач – Чернобыль – город Припять»! - На выезде из города Чернобыль, возле "Сельхозтехники", тебя будет ждать некий майор Пащук, который расскажет тебе о том, что тебе предстоит там делать. - Не забудь его захватить!
Утром, пока я действовал на территории нашего второго батальона, всё было нормально, но когда дело коснулось приданых средств... Кто? Где? Прошу командира батальона: (что немыслимо для кадрового военного) помочь в организации! "Делай как я!" – просто сказал майор Ишин. Потом добавил, чтобы я впредь больше никогда с подобными вопросами, которые касаются командования вверенными мне войсками, я к высшему командованию не обращался!
Затем очень быстро, (я едва успевал в своей "кирзе" бегать за ним по песку бригады, запоминать обороты ненормативной лексики, которую он применял при разговоре с офицерами, которые должны были мне выделять людей и технику) он составил мою колонну возле КПП.
Выехали...
И вот я, предъявив голубенький картонный пропуск на КПП "Дитятки", заезжаю в страшную и загадочную "Зону". Еду, с интересом рассматриваю дорогу и окрестности через двадцатикратную оптику командирского места БРДМ. Мимо проплывают брошенные людьми сёла. На скорости около 100 км/час только успеваю читать на бело-голубых знаках: "Дитятки", красным перечеркнуто "Дитятки", мост через реку Уж, "Черевач", красным перечёркнуто "Черевач", "Залесье", красным перечёркнуто "Залесье", "Чернобыль"...
Майор Пащук оказался мужчиной чуть больше 30 лет, назвался Витей, и пригласил меня осмотреть чернобыльскую "Сельхозхимию" и "Сельхозтехнику" на предмет отыскания чего - ни будь полезного, для дезактивации пристани в городе Припять. Полезного, в уже изрядно разграбленных складах, оказалось немного. Родина при моём участии оскудела на 40 пар рабочих рукавиц, пару лопат, мешок щавелевой кислоты и барабан "марганцовки". На последних двух пунктах настоял Витя. Он закончил Саратовское училище химзащиты и из всего курса хорошо запомнил, что для дезактивации ОВ необходимо поливать зараженную территорию вначале окислителем, а потом восстановителем!. Лейтенанту с университетским дипломом химика спорить с майором химвойск абсолютно бесполезно.
Материально ответственный завсклад долго бегал за нами по пятам и упрашивал, чтобы мы оставили хоть какую-то подпись в его огромной ведомости. Для меня это было немного странно, потому что, к этому времени из "Зоны" вывезли около 300 тыс. человек, которые бросили всё! А этот кладовщик пытался, наверное, уже в который раз списать безвозвратно утерянные, и списанные Государством ценности!
Спрыгнув во внутрь машины и закрыв на рычаг свой командирский люк, я приказываю сделать тоже самое водителю. А стрелку приказываю дёрнуть чеку нагнетателя, я приближаюсь к эпицентру Аварии и, чтобы ни одна радиоактивная соринка не проникла во внутрь нашего колёсного бронированного убежища. Все по инструкции о действиях командира мотострелкового взвода в условиях радиоактивного заражения!
Впервые для себя столкнулся с попыткой прямого неподчинения со стороны водителя и пассажиров: "Командир, не надо!!!" Штатный экипаж моего маленького БРДМ2-РХ №121 составляет всего 4 человека, а с учётом "приданных средств" в машине уже было около полутора десятка мужиков, которые к этому времени успели разуться, и намотать свои портянки поверх голенищ сапог. Тут же пресекаю бунт своей длинной тирадой (и с матом!). Мигом послушались и исполнили! С закрытыми люками дышать сразу стало как-то тесно, но едем...
Бело – голубой знак "Лелёв" Слева, внезапно из-за деревьев посадки появляются какие-то, космических масштабов, металлические конструкции. "Она?" – спрашиваю я. От водителя только отрицательный кивок. Едем... "Лелёв" перечеркнутый красным!
На бело-голубом: "Копачи"...
Справа, впереди градирни, как на обычном химическом комбинате. Огромные башенные краны, недостроенные литого бетона конструкции. Водитель: "5, 6 энергоблоки"
"Копачи" – перечёркнуто красным...
Лес. Над лесом, справа – непрерывный ряд огромных панельных зданий. Ближнее – с голубой полосой. А дальнее, которое с розовой полосой, полуразрушено и обгорело. Водитель говорит: "4 блок".
В командирский двадцати-кратного увеличения прибор (с интересом) рассматриваю подробности: от крыши машинного зала наверх, к обгорелым конструкциям, тянутся пожарные рукава. Всё, как утром 26 апреля.
Смотрю на стрелку прибора – 300 мР/ч.
Водитель предупреждает: "Дальше - "Желтый лес"!.
Поворот направо. Водитель даёт максимальный газ. Стрелка моего прибора, тут же - со звоном: "зашкалила"! Моментально переключаю поддиапазон прибора - 16 Р/ч. И - это внутри! Коэффициент ослабления гамма-излучения брони нашей машины всего 4! Справа и слева вдоль дороги стоит лес огромных мачтовых сосен с хвоей необыкновенного для мая месяца жёлтого цвета. Впереди маячит бетонный указатель г. Припять.
Сворачиваем налево. Шоссе по сторонам ограничено такими же огромными, но уже нормального цвета соснами.(30 мР/ч). Выскакиваем на горбатый мост над железнодорожными путями, слева станция Янов. Впереди, чуть поперек дороги стоит брошенный трактор "Беларусь" с распахнутой водительской дверцей. На асфальте сиротливо валяется засаленный ватник, убежавшего тракториста, а над ними возвышаются белым хороводом многоэтажки покинутого жителями, современного, панельного города.
Глава 3. Животные
Спустя столько лет, прошедших после аварии на четвёртом энергоблоке, меня не покидает одно воспоминание. Наверно это важно.
Все знают, что эвакуация города Припять прошла очень быстро, людям дали на сборы очень короткое время. Люди уезжали на пару дней, и навсегда... А, как – же домашние любимцы и баловни? Их оставили.
Домашних животных в Чернобыльской зоне отчуждения я увидел в селе Андреевка. В Андреевке находился штаб оперативной группы ликвидации аварии на ЧАЭС. И пока наша группа офицеров ожидала указаний от начальства, меня приятно удивило поведение петуха, который, не смотря на желто-чёрные знаки радиационного заражения живо интересовался стайкой кур, бродившей по безлюдной улице эвакуированного села...
Прошло менее недели, и я руковожу дезактивацией пристани в г. Припять. Обед для моих солдат должны были привозить в отель «Полесье», где располагался дозиметрический пост, посылавший сведения в МАГАТЭ о радиационной обстановке в центре города. Людей, на суточное дежурство я регулярно выделял из своего взвода.
С большим интересом в первый раз осматриваю покинутый город. Фильм Тарковского «Сталкер» по сравнению с увиденным – отстой! Сейчас сказали бы – «бомба». Только это - нейтронная бомба. На балконах домов висит развешанное после стирки бельё, оно ещё белое. В форточке чей - то кухни промелькнула заботливо завёрнутая в ещё чистую марлю таранка, приоткрыты для проветривания форточки и балконные двери в современных панельных домах. В окнах зеленеет алое и только остовы засохших на подоконниках других растений показывают, что хозяев нет уже несколько недель.
Поворачиваем направо, центральная площадь. Поперёк висят транспаранты с чем-то «первомайским» («МИР-ТРУД-МАЙ», «ДОСТОЙНО ВСТРЕТИМ...», точно не помню). Большая площадь, готель, припятский горком партии... Между двумя зданиями – высокая антенна радиостанции на базе БТР.
Разворачиваемся и подкатываем к крыльцу. Неприятно поражает вид разбитой стеклянной витрины ресторана. Сквозняк выдавил сквозь полуметровый выбитый угол плотную штору на улицу. Штора то прячется во внутрь, то неожиданно начинает громко хлопать снаружи будто призывает о помощи. Заглядываю. Внутри на полу рассыпаны мельхиоровые вилки и ложки. Вдруг понял - следы мародеров. Искали спиртное и деньги. В душе закипает слепая ярость... От этих мародеров начался распад Великого славянского государства. Пока одни пытаются сохранить наследие дедов, эти шакалы выхватывают из живого, ослабевшего тела теплые куски, прикрываясь лозунгами реформы и демократии. У меня сжимаются кулаки от собственного бессилия в этой исторической непоправимости...
Заходим в фойе. Справа за стойкой сидит «портье» - боец из моего взвода, за спиной ячейки с ключами, на столике ДП5-В. Здороваемся неформально (не как командир и подчинённый) за руку. Расспрашиваю, что нового в зоне. Рассказывает, что приходила старушка и просила хлеба! Г. Припять, 24.05.86, закрытая зона, эвакуация прошла почти месяц назад, а возле постов ходят голодные старушки! Бойцы её, как могли, накормили, дали буханку солдатского хлеба, расспросили. Оказалось, что не стала эвакуироваться, (ведь всех увозили на несколько дней!), запас макаронов и тушенки, пригодился человеку, в молодости пережившему голод. Когда все уехали, то запасливо набрала в ванную воды, а для защиты от радиации на окна панельного дома навесила простыни!!! Старая женщина прожила в пустом городе практически месяц и только необходимость ХЛЕБА выгнал её из убежища в поисках ЛЮДЕЙ.
Приехал БРДМ с «расходом». Два термоса, один с борщем, второй с кашей, лоток серого хлеба, картонная коробка консервов в солидоле - рацион двадцати героев Чернобыля. Отдаю свою ложку и котелок какому-то «растяпе», солдат без ложки – хуже дезертира! Аппетита нет, взял кусок хлеба, банку открытой тушёнки и прихваченным из дома туристическим ножом с вилкой заталкиваю в себя немного еды. Слева от входа междугородний телефон-автомат. Снимаю трубку и ... гудок! Сердце забилось, неужели услышу родной голос? Набираю код Харькова, номер соседки, в пальцах нервно кручу пятнадцатикопеечную монету... успеть при соединении вбросить в автомат и нажать кнопку. В трубке треск, звуки соединения... Никто не берет трубку! Чудеса в этом мире бывают редко.
Расстроился, спрашиваю у «портье», где выбросить остатки еды, он показывает на служебный туалет. После отключения воды в городе не работает канализация. Я не рискнул зайти в зловонное помещение, заполненное нечистотами и отбросами. Выхожу на улицу. С невысокого крыльца вижу виляющую хвостом рыжую дворняжку. Вилкой выковыриваю на бетонные плиты из жестянки жилы и лавровый лист солдатских консервов, бросаю кусок хлеба, банку кидаю в кусты газона. Бойцы последовали моему примеру...
На следующий день собак было уже несколько, они были разных пород и откровенно боялись подходить к крыльцу днем... Но в городе пошел слух, что жизнь возвращается... Еще пару дней мы приезжали к готелю, а ситуация шла по нарастающей. Пока нам не подвозили еду, площадь перед гостиницей была пустынной. После приезда БРДМ с едой ото всюду, как тени молча появлялись собаки, собирались и ждали, пока солдаты не вычистят котелки на бетон с крыльца. Это уже были не только дворняги, но и доги, овчарки, сенбернары, таксы и болонки.
Я с удивлением наблюдал, как без людей животные сами организуются. Впереди сидела уже знакомая дворняга, за ней широким полукольцом окружали наши БРДМы собаки самых крупных пород - благородные мраморные доги, лохматые сенбернары, немецкие овчарки... Очень ровно, соблюдая дистанцию примерно метров семь от первого полукруга сидели и смотрели не моргая терьеры, спаниэли. Третий круг образовывали мелкие таксы, болонки... Вдали, возле домов на противоположной стороне площади в кустах мелькали кошки. Собаки на них никак не реагировали, всем своим видом показывая, что они верные воспитанные слуги своих ненадолго отлучившихся хозяев и только жестокий голод заставляет их клянчить куски... А на завтра сквозь респиратор я почуствовал запах пороха. По всей дороге встречались люди мышиного цвета робах с двустволками. Они ходили по улицам, заходили во дворы. В Череваче, Залесье, Лелёве, Копачах, Припяти гремели выстрелы.
К крыльцу больше никто не вышел. В этот город никто, кроме птиц не вернется жить. Город умер.
Весь обратный путь по трассе Чернобыль – Киев километры обочины в трупиках собак, которые загружали в мусоровозы люди в мышином...
Как в лучах фотовспышки в память врезается увиденное мельком:
...Возле поворота на грунтовку, ведущую от Копачей на станцию в глубокой пыли купается собака, выгибаясь всем телом от нестерпимого зуда или боли, поднимается, отряхивается. Вижу – половина тела совсем без шерсти, гладкая, белая с голубизной кожа...
...Надпись на заборе мелом: «Не обижайте Жучку, она добрая, она совсем не кусается», калитка распахнута…
Камни не исполняют желаний. Их исполняем мы сами, четко следуя однажды выбранному пути. - майор Кальтер - Свинцовый закат
Этот вечер, в самом начале июня 1986 года ничем не отличался от вчерашнего, или других вечеров возле села Ораного, в полевом лагере 25 бригады химической защиты. Уже третий день воздух был наполнен веселым гулом хрущей (майских жуков).
Эти крупные светло-коричневые жуки наполнили все пространство вокруг, ежесекундно ударяли меня в лицо в своем любовном танце. Но легкие удары, даже не удары, а прикосновения не раздражали, а заставляли улыбнутся той силе любви, которая поднимала эти хитиновые фасолины в воздух в поисках возлюбленной и швыряла их в тебя щедрыми горстями.
Жуки от удара падали на землю, но тут же с низким гулом взмывали в воздух, чтобы занять свое место в этом бесконечном хороводе жизни.
Я подошел к своей палатке.
Сергей Смыкалов, сидевший на крае ее дощатой обриштовки, чего то мурлыкал себе под нос, пришивая свежий подворотничок на хб с двумя синими звездами младшего лейтенанта, которые он нарисовал на погонах шариковой ручкой. Размер этих звезд был посредине между майорскими и генерал-майорскими. Но такое отступление от устава никого не волновало. Ведь, глупо тратить личные деньги в автолавке на уставные звездочки, если все равно, эту робу завтра ты, возможно, будешь вынужден выбросить из -за превышения уровня радиации на ней!
Он, привстал с порожка пропуская меня во внутрь палатки, при этом он продолжал, напевать, что то мелодичное и очень знакомое. Я сбросил с себя ОКЗК, в котором я ездил в зону и переоделся в такой же, но чистый, не радиоактивный. Звезды у меня были такие же синие, как и у Сергея, но их было по 2 на погон.
-Что ты поешь? спросил я
Серега не обратил на меня внимания и продолжал чего то мурлыкать под нос, выводя своей иголкой крупные нитяные стежки поверх лоскута простыни, который выдал старшина роты господам-офицерам на подворотнички.
Сима Гринберг и Олег Ильин, укрывшиеся от жуков, своих бойцов и начальства внутри палатки тихо рубились в преферанс. Им не хватало третьего. Сима предложил мне присоединиться к их компании. Я, к своему стыду, был вынужден признаться, что не умею. Мой ответ, был воспринят с хохотом и шуточками, типа:" А как ты офицером стал, если в преф не играешь?". Я не стал выкобениваться и согласился принять участие в игре. Мне, вкратце объяснили суть терминов "пас","вист", "мизер", "торг", причем слова "*****" и "****" было каждым вторым в правилах этой настоящей офицерской игры.
-Слушай пой громче, или уё...й, неожиданно взорвался Олег. Мы уже привыкли, что у каждого из нас происходили такие вспышки гнева. Радиация и психологическая нагрузка давали о себе знать.
Серега не стал спорить и запел в полный голос:
Отшумело, отсмеялось и неведомо куда умчалось лето, И уже улетела давно поздних стай вереница. Почему же ты осталась с невесёлой песней недопетой? Одиноко сидишь под окном, перелётная птица…
Голос у Сергея неожиданно оказался очень приятного тембра, а слух - абсолютный, а мы ошеломленные застыли с картами в руках...
Перелётная птица, одинокая птица Эту боль мы разделим с тобой на двоих. Горько думать, что в мире ничего не случится, Если он не услышит больше песен твоих.
У меня защемило сердце, перед глазами проплывали картинки прожитого дня: оставленный жителями новый город, убитые собаки... Безлюдные улицы этого города были наполнены звуками ветра, шуршали простыни на балконах, хлопали открытые окна. При особенно сильных порывах слышался звон разбитых стекол, будто огромная, смертельно раненная, птица пытается стать на крыло... Я понял, что этот город навсегда стал для меня похож на птицу, которая не смогла вырваться из радиоактивного плена за своей стаей.
Может, крылья подустали? Оба мы отстали, друг, от стаи, Но не можем жестокой судьбе без борьбы покориться. Успокой свои печали и лети в заоблачные дали. До конца будь верной себе, перелетная птица!
Эта песня до сих пор, вызывает у меня бурю эмоций. Почему то я себя все больше отождествляю с этой птицей и с этим городом. Это песня дает мне силы в самые тяжелые моменты жизни!
Перелётная птица, одинокая птица, Эту боль мы разделим с тобой на двоих. Горько думать, что в мире ничего не случится, Если он не услышит больше песен твоих.
Глава 5. Рентген и Доза
Вильгельм Конрад Рентген (Рёнтген) (нем. Wilhelm Conrad Rоntgen; 27 марта 1845 — 10 февраля 1923) — немецкий физик, работавший в Вюрцбургском университете, с 1875 профессор в Гогенгейме, 1876 профессор физики в Страсбурге, с 1879 в Гиссене, с 1885 в Вюрцбурге, с 1899 в Мюнхене, первый лауреат Нобелевской премии по физике. **** Рентген (Р) — внесистемная единица экспозиционной дозы радиоактивного облучения рентгеновским или гамма-излучением, определяемая по ионизирующей способности излучения. Для других видов радиоактивного облучения существует единица бэр (биологический эквивалент рентгена), также определяемый по ионизирующей способности. (Википедия). *** Солдатский быт достаточно уныл. Все строго регламентировано и от тебя ничего не зависит. Приказано: «Стоять!» - стоишь. Приказано: «Умри!» - умираешь. Думать тебе совсем не надо, за тебя уже подумал твой командир.
Но это в теории, а в жизни, такое может «пройти» для солдата - срочника, 18 – летнего «пацана», для которого, армия – школа жизни, этап, от которого, он не смог отвертеться! А как быть тридцати – сорокалетнему мужчине, у которого есть семья, дети, да и он сам, уже чего-то достиг, может даже стал руководителем у себя на производстве? Психологически очень трудно уважаемому человеку оказаться в самом низу социальной лестницы, где тебе ежесекундно показывают твою полную никчемность и незначимость...
В моем взводе, я – лейтенант, «партизан» был самым младшим по возрасту. Мне было 26 лет. Основная масса моих солдат уже давно отпраздновали свои 35 лет. Этим взрослым мужчинам нужна была отдушина, которой они могли бы излить свою нежность к детям и тоску по дому...
А Рентген появился в лагере до меня. Его привела вместе с братьями и сестрами к солдатской столовой мама – небольшая, рыжая сучка. Рентген был похож на черный шарик, с рыжими подпалинами, как у добермана.
Вначале он держался только мамы, а потом все чаще и чаще оставался с бойцами моего взвода.Жил он в одной из солдатских палаток.
В каждом коллективе найдется «собачатник», который будет разжевывать хлеб и мясо, чтобы покормить своего любимца, намазывая кашицу на свой грубый, солдатский палец. Как переходящее знамя, бойцы по очереди носили у себя за пазухой черненький комочек, идя на поверку или на парковые работы.
Однажды, ротный сделал мне замечание, что, мол, непорядок у тебя Самойлов во взводе, антисанитарию развел, собака спит с бойцами на нарах. Блохи, чума, бешенство и огромная радиация в мягкой, щенячьей шерстке... Но сказано это было больше в тоне командирского «ворчания», а не приказа. Я, встретив глухое сопротивление своих бойцов на мое замечание, не стал приказывать, так «пожурил» «собачатника»...
Рентген рос, постепенно превращаясь в игривого щенка. Он везде следовал за моим взводом, в столовую, в умывальник, баню, в парк, на занятия... Только в «Ленинскую комнату», палатку, где проводили политинформации и смотрели телевизор, его не пускали. Он уходил по своим собачьим делам.
Рентген за рентгеном бойцы получали свою дозу, уезжали домой, к своим семьям. К ним на смену приезжали новые, необлученные и испуганные. Уезжали и «собачатники». Но, обязательно, в каждой из партий, появлялся их сменщик.
Скоро в моем взводе из старожилов осталось нас двое, я и Рентген.
На всяком построении собака стала ложиться рядом с моим правым сапогом, во главе взвода. По видимому, он себя считал моим незаменимым помощником в этой полувоенной стае «партизан». Однажды, на построении, командир бригады приказал выйти из строя всем офицерам. Я делаю, строевые три шага вперед, разворачиваюсь лицом к строю 25 бригады. Лежавший рядом Рентген, до этого спокойно выгрызавший, что-то между своих задних лап, вдруг встал, и под восторженный хохот тысяч солдатских глоток, вальяжно прошел несколько шагов вперед, обошел меня и лег рядом с моей правой ногой. ОФИЦЕР! Полковник Улупов, командир бригады, только улыбнулся.
Другой забавный случай с Рентгеном случился через пару дней. На разводе на работу, выступал начальник штаба бригады. Свою речь он посвятил длинной лекции о вреде радиации, о вреде радиоактивной пыли и о бойцах, которых он застал на станции курящими и без респираторов. Трое бойцов стояло рядом с ним, получая то в грудь, то в живот начальственным пальцем. Всем было скучно, противно, противно на душе. Вдруг, из задних рядов моего взвода раздался возмущенный собачий визг и злобный лай с рычанием. Мимо меня промелькнула черная спина Рентгена. Собака выскочила перед строем бригады. Бригада завыла от восторга! На морду собаки был одет зеленый армейский респиратор. Рентген с возмущением повизгивал и рычал, пытаясь освободиться от резинок и пластика, которые сковывали его свободу. Когда ему это удалось, он схватил респиратор в зубы, отбежал в сторону и под вой, хохот, визг тысяч глоток зарыл с рычанием этот злосчастный респиратор под столбом. Это было таким актом гражданского неповиновения, протестом против радиоактивной действительности, неуважения к личности и несправедливости, что у меня перехватило дух! После этого Рентген стал любимцем всей бригады.
Однажды я приехал со станции, устало решал с бойцами взвода вопросы, которые накопились за день. Главный вопрос, конечно о рентгенах, о дозе, которые сегодня получили люди. Когда официальная часть была окончена, то мне была сообщена поразительная новость: «Рентген – ссучился!». Я, вначале не понял, как Вильгельм Конрад Рентген мог «ссучиться»? И мне, со смехом, солдаты объяснили, что наш взводный любимец Рентген оказался сучкой, кто - то, только через месяц догадался посмотреть собаке под хвост! C этого момента, собачку обозвали, конечно же - Дозой!
Глава 6. А. Беляев. Человек - амфибия
На память о ликвидации аварии на ЧАЭС у меня осталось немного вещей. Я старался оттуда везти только самой ценное.
Большинство вещей, которыми пользовался я там раздал сослуживцам, даже помазок и бритву. Помазок был знатный - из оленьей шерсти и ручка из оленьего рога. Я не хотел домой случайно с вещами занести хотя бы пылинку из реактора...
А вот книгу Беляева я привез именно оттуда!
В 25 бригаду в с. Ораное раз в несколько дней приезжала войсковая автолавка. И там, вместе с тельняшками, с ананасовым компотом и одеколоном "Гвардейским" или лосьоном "Огуречным", продавали книги.
Хорошие книги были в СССР на вес золота.
И тут я увидел томик повестей Беляева!
Давно хотел иметь в своей библиотеке книгу Александра Беляева в твёрдом переплете. А тут- такая роскошь - все мои любимые повести в одном издании! Обложка книги с золотым тиснением, стоит 2 рубля 90 копеек. Издание новое, тираж 500 тысяч экземпляров. И мне абсолютно все равно, что половину тиража отпечатали в Москве, а моя книга из второй половины тиража отпечатана в г. Киров!
Как я мог не купить его?.. Многослойно завернул в большой кусок чистого целлофана книжку и положил на самое дно своего личного вещмешка, чтобы шитиков не нахватался мой Беляев....
Глава 7. Безвозвратные потери
Сижу вечером в штабной палатке, заканчиваю писать список солдат нашей бравой 2 роты радиационной разведки, которые набрали 25Р и должны быть поданы на замену, как набравшие предельную дозу облучения, чтобы их отправили домой. В палатку влетает нач.штаб Чирков (Чертков, как мы его между собой в шутку называли). Он после посещения штабной палатки 25 бригады не в себе, явно. Ярость не то слово! Бегает вдоль длинного стола от батальонного сейфа к тамбуру палатки. Я, видимо не вовремя , заканчиваю свою бумажку... Хороший случай, начштаб свободен, пусть и не совсем в себе... Обращаюсь к нему: "Товарыщь майор! Вот список облученных и предельно недооблученных нашей роты, по Вашему приказанию!" Он походя, берет бумагу и трясет ею! Кричит мне в лицо:"Лейтенат! Это - невосполнимые потери! Ты понимаешь?! Чем я обеспечу завтрашний выезд?!" Он продолжает кричать, читая список - "Кущ! Он же водитель свинцованного БРДМ, кто завтра за него за руль сядет, кто повезет правительственную комиссию к реактору?!. - "Лейтенант, ты понимаешь, кого включил в список невосполнимых и безвозвратных потерь?!" Кущ успел свозить к реактору не только Щербину, но и сменившего его Плюща и всех, кроме них, кто с надобностью или без надобности ездил из Штаба ликвидации к реактору. Причем он ездил к реактору каждый день по нескольку раз, в отличие от этих "членов". Им успешно писали их придуманные рентгены,но никто не задумывался о будущем солдата, который их возил. **** "К безвозвратным потерям относится военнослужащий, который не может в дальнейшем с оружием в руках исполнять свой воинский долг по причине смерти или тяжелого ранения" Я заполнял списки на замену солдат ежедневно и особо не задумывался, что это - безвозвратные потери...
Камни не исполняют желаний. Их исполняем мы сами, четко следуя однажды выбранному пути. - майор Кальтер - Свинцовый закат
Приветствую тебя гость! Что-бы иметь более широкий доступ на сайте и скачивать файлы, советуем вам зарегистрироваться, или войти на сайт как пользователь это займет менее двух минут.Авторизация на сайте
Истории - Страница 9 - Форум о Зоне Отчуждения и о модах игры Stalker
